Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Джулитта
В воздухе пахло пылью, с перекладин, поддерживавших крышу, свисали лохмотья паутины. Днем служанки просушили постель, но так и не смогли убить исходящий от нее устойчивый запах прелой соломы. Казалось, это ложе все еще хранило память о последнем обитателе комнаты, умершем на нем шесть лет назад. На постельном белье виднелись странные желтые пятна, у края застиранной простыни красовалась уродливая рыжеватая заплатка. Джулитта брезгливо сморщила нос: даже во время проживания в Саутуорке они с матерью содержали одежду и белье в идеальной чистоте. В памяти девушки мгновенно всплыл образ Эйлит. Джулитта почти увидела, как мать энергично окунает покрывала и простыни в кипящую воду. В дни стирок — а чистота была для госпожи Агаты навязчивой идеей — дом наполнялся едким запахом щелочного мыла. Двадцать часов в сутки служанки носились по бане, меняя после посетителей простыни и полотенца. Чистое белье хранилось в сундуках и посыпалось веточками высушенной лаванды и розовыми лепестками.
Между тем Моджер зажег несколько свечей.
— Этой комнатой почти не пользовались после смерти отца. Я знаю, что сейчас она выглядит грязной и неприглядной, но хорошая хозяйка быстро наведет здесь порядок. Завтра с утра можешь приняться за дело.
Джулитта ответила ему негодующим взглядом.
— Теперь ты хозяйка Фоввиля, — невозмутимо продолжал Моджер, — и твоя обязанность следить за порядком.
— Да, конечно, — как во сне отозвалась Джулитта. Ей хотелось не обязанностей, а любви, света, смеха и… Бена. Однако она осознавала, что ее мечты неосуществимы и ей волей-неволей придется смириться с жестокой реальностью. И выполнять свои обязанности, чтобы не впасть в немилость. Освещенная сумеречным светом свечей, Джулитта, поеживаясь, села на кровать и сняла с головы шелковый платок. Ее туго заплетенные косы упали на плечи, подчеркнув бледность лица и напряженный изгиб губ. В глазах застыло выражение опустошенности и безысходности. Дрожащими пальцами она начала расстегивать платье. Господи, неужели еще вчера руки Бенедикта ласкали ее груди и бедра? Неужели это был не сон?
Тяжело дыша, Моджер тоже начал раздеваться. По давно укоренившейся привычке он аккуратно сложил вещи на один-единственный сундук, стоящий у стены, затем медленно приблизился к кровати и остановился перед Джулиттой.
Она в упор посмотрела на его плоский живот и полоску светлых волос, спускавшихся к напряженному символу мужественности, а затем отвела взгляд и опустила голову.
— Незачем разыгрывать из себя скромницу, — фыркнул Моджер, — ведь ты уже не девственница.
— И ты обвиняешь меня в этом? Это тебя злит?
— С какой стати мне злиться? — передернув плечами, он рывком поднял Джулитту на ноги и нетерпеливо стащил с нее платье и нижнюю юбку. — Теперь ты принадлежишь мне. Ты — моя жена и обязана повиноваться мне, как я обязан заботиться о тебе. — Его шершавая, мозолистая рука уже ощупывала груди девушки, другой он прижимал ее к себе. Почувствовав упругую плоть, упершуюся в живот, она закрыла глаза и набралась терпения.
Тяжелое тело Моджера придавило ее к жесткому матрасу. Его влажные губы жадно блуждали по ее телу, руки грубо сдавливали грудь.
— Раздвинь ноги, — хрипло потребовал он. — Откройся для своего господина.
Джулитта молча повиновалась. Не желая испытывать терпение Моджера и боясь навлечь его гнев, она решила не сопротивляться. Тем временем он, слегка повозившись, вложил свое оружие в тело Джулитты и мощным, по силе достойным буйвола, рывком погрузился в нее. Вскрикнув от боли, она стиснула зубы и выгнулась дугой.
— А, тебе нравится, верно? — пыхтя, спросил Моджер. — У меня ведь больше, чем у него, разве нет? Я знаю, что тебе нужно. — На этом он замолк и принялся доказывать слова делом.
Джулитта, поморщившись, прикусила губу. От силы его толчков ее тело тряслось, как чужое. Но как только она, извиваясь, пыталась отодвинуться, он хватал ее за ягодицы и прижимал к себе, побуждая лежать смирно и покорно исполнять супружеский долг. Движения Моджера становились все быстрее и быстрее, он погружался в недра Джулитты с такой яростью, словно ненавидел ее лютой ненавистью. В тот момент, когда он наконец замер, ее отчаянный крик утонул в его триумфальном реве.
Некоторое время весь скользкий от пота Моджер неподвижно лежал, тяжело навалившись на грудь и живот Джулитты. Она ощущала лихорадочное биение его сердца. Он дышал так шумно — и прерывисто, как дышит, должно быть, зверь после кровавой схватки с соперником. Затем Моджер медленно приподнялся и выпустил ее из объятий. Джулитта чувствовала тупую боль в низу живота, все тело ныло, словно от побоев.
Моджер неуклюже провел ладонью по ее бедру.
— Я намерен заниматься этим очень часто, так что у тебя не останется времени на то, чтобы думать о других мужчинах, — прошептал он.
Погруженная в размышления Джулитта молчала. Теперь у нее не осталось ничего, кроме мыслей и несбыточных желаний. И она не собиралась позволять Моджеру насиловать свою душу и разум так, как он насиловал ее плоть.
Он лежал рядом, продолжая водить пальцем по ее безучастному, измученному телу.
— Теперь мы муж и жена. Все честь по чести, — пробурчал он удовлетворенно. — Тебе ведь понравилось, а?
Джулитта оттолкнула его руку.
— Мне было больно.
— Скоро привыкнешь Скорее всего, все дело в том, что мои размеры намного больше, чем его. Ведь я мужчина, а не мальчик.
Джулитта закрыла глаза и отвернулась.
— Но ты, в отличие от него, не танцуешь, — пробормотала она, вспоминая о развевающихся на ветвях майского дерева разноцветных лентах. — Ты безжалостно топчешь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— О, Моджер, я до смерти устала. Дай мне немного поспать.
Влажная ладонь Моджера замерла на ее груди. Он склонился над ней, вглядываясь в ее лицо. Джулитта чувствовала его пристальный выжидающий взгляд, но не открывала глаз.
— Может, я и был с тобой немного грубоват, — мрачно признался он. — Просто мне хотелось показать свою мужскую силу. Джулитта, прошу, не отталкивай меня. — Его рука медленно сползла с ее груди, а потом Джулитта ощутила ласковое прикосновение шершавых пальцев к ее щеке. — Хорошо, спи, — впервые за день непривычно нежно произнес он.
Если бы Джулитта взглянула сейчас на лицо своего мужа, то увидела бы на нем выражение замешательства и безграничной нежности, которую не могла скрыть даже маска суровой властности: Моджер всегда стыдился подобных проявлений чувств, считая их недостойными и унизительными для мужчины. Но Джулитта, облегченно вздыхая, думала только о том, что ее наконец-то оставили в покое. Повернувшись на бок, она натянула пыльное покрывало на плечо и свернулась, как младенец в утробе матери.
