Адель Эшворт - В сладком плену
Картина была подлинной, и они оба это знали. Равно как и Куикен, если он в самом деле специалист. Но сегодня вечером Ян Уэнтворт посеял зерно сомнения и тем самым начал приводить в исполнение хитроумный план по уничтожению ее репутации. Чэтвин прижал ее к стенке и вынудил признаться, что рисунок ему продала она. Теперь все знали, что она должна вернуть ему деньги. Более того, герцог позаботился, чтобы присутствующие дамы заподозрили, будто она сама нарисовала картину, намереваясь продать ее под видом оригинала. Не было никаких веских доказательств, что она не пыталась обмануть герцога Чэтвина, продав ему собственную работу вместо подлинника, а вот сомневаться в ее словах, напротив, имелись все основания. Даже Майлз Уитмен, похоже, не мог посмотреть ей в глаза и потому не отрывал взгляда от своих туфель. А объяснить что-либо, не рассказав, что она и есть Виктор Бартлетт-Джеймс, она не могла. Да ей бы никто сейчас и не поверил.
Впервые за всю свою взрослую жизнь Виола почувствовала, что ей наплевали в душу. Притом мужчина, который был ей небезразличен, о котором она тосковала и даже одно время думала, что любила.
Она снова взглянула на Яна. Его черты были непроницаемы, а прищуренные глаза бросали вызов: возрази мне, назови богатого и влиятельного джентльмена лжецом на его же собственной светской вечеринке.
Сволочь.
Сдерживая слезы боли, беспомощности и нараставшего гнева, но продолжая неотрывно смотреть в глаза Яну, Виола медленно отделилась от гостей. А потом повернулась к ним ко всем спиной и зашагала прочь из гостиной, высоко подняв голову, расправив плечи и с каждым шагом наполняясь новой решимостью.
Все изменилось. Никто никуда завтра не уедет.
Теперь между ними официально объявлена война.
Глава 11
Я не могла насмотреться на него сегодня, а когда наконец коснулась его, чтобы позаботиться о нем, его тело отозвалось, и он накрыл мою руку, лихорадочно умоляя ласкать его. Никогда в жизни не знала ничего более шокирующего и интимного…
Ян стоял в дальнем конце комнаты, лениво наблюдая, как клуб заполняется уважаемыми, изысканно одетыми джентльменами. Многие приходили уже под хмельком, хотя не было еще и шести вечера, но общее поведение оставалось довольно приличным, учитывая главный лот сегодняшнего аукциона. Ян пока ограничился одним бокалом виски, желая, чтобы к началу торгов его ум сохранил ясность. Растущее любопытство заглушило его смутные сомнения по поводу того, чему он сегодня должен был стать свидетелем.
Сегодня он уделил особое внимание гардеробу, выбрав вечерний костюм из черного и белого шелка. Однако идеально завязанный галстук неприятно сдавливал горло, внушая чувство удушья. Возможно, виной тому был спертый воздух в набитой людьми комнате, а быть может, дрянное настроение герцога.
Фэйрборн стоял рядом, попивая шампанское и увлеченно дискутируя на политические темы с пожилым аристократом. Яну не особенно хотелось подключаться к разговору, ибо его мысли постоянно сбивались на коварную леди Чешир.
С тех пор как она с позором покинула его дом три ночи назад, он только и думал, что о ее лице. О ее красивом лице, таком ошеломленном его действиями и намерениями, о ее выразительных карих глазах, отражавших такое отчаяние, смятение и сосредоточенную на нем ненависть. Странно, но полный жгучего гнева и напуганной уязвимости взгляд, который бросила ему Виола перед уходом, преследовал его, заставляя досадовать на себя, и в первую очередь на то, что ему не все равно. Ему бы упиваться медленным крушением леди Чешир, мысли о котором он лелеял долгих пять лет, но пока что он ощущал только пустоту. Вакуум.
Вечеринка в тот день еще продолжалась, но Ян совершенно утратил к ней интерес в тот самый миг, как Виола покинула его дом. Он как положено исполнял свою роль, но с уходом леди Чешир ликование и радость испарились, по меньшей мере для него. В ту ночь он плохо спал, одолеваемый размышлениями о своем следующем ходе и фантазиями о том, какой может оказаться физическая реакция Виолы на его страсть. Бороться с этими образами было решительно невозможно, да и пикантный рисунок, который Ян повесил над каминной полкой напротив своей кровати, никак этому не способствовал.
Проблема в том, размышлял Ян, как заманить ее к себе, под свои простыни, и сделать так, чтобы она по доброй воле ему отдалась. Он нисколько не сомневался, что сумеет ее соблазнить. Как бы он ни презирал Виолу и все, что она собой символизировала, о насилии над ней не могло быть и речи. Она томилась по его прикосновению ничуть не меньше, чем он по ней. Ян прочел это во взгляде Виолы, когда поймал врасплох ее, такую красивую, у себя в зеленом салоне. Виола восхищалась им, чувствовала их взаимное притяжение и явно желала его. Это он тоже видел собственными глазами, когда она зарделась и подняла на него полный вожделения взгляд, после того как он всего-навсего погладил ее сзади поверх платья в набитой гостями комнате. Воспоминание об этом до сих пор его забавляло. Виолу не шокировала его очевидная потребность в ней, просто приводила в замешательство. И это замешательство станет ее погибелью — если только он сообразит, как повернуть его себе на пользу. Решения задачи Ян пока не нашел, поэтому последние три дня, вместо того чтобы являться к Виоле со своим требованием, позволял ей медленно закипать в неизвестности.
Она не контактировала с ним со дня вечеринки, но Кафферти по возможности держал его в курсе ее передвижений и намерений. Последние три дня она просидела у себя в городском особняке и только вчера утром нанесла короткий визит поверенному. Через несколько часов после этого по Лондону разнеслась весть, что в «Бримлис» состоится эксклюзивный аукцион по продаже ценного полотна кисти Виктора Бартлетта-Джеймса — причина, по которой Ян оказался здесь этим вечером в неудобном официальном костюме, посреди пьяной толпы, и с растущим нетерпением ждал, до какой же ответной каверзы дошел острый ум леди Чешир.
Картина, которую должны были выставить, уже стала сенсацией, хотя ее никто еще не видел. Она стояла на большом деревянном мольберте под ярко горевшей люстрой, закрытая черным бархатом, и под охраной крепкого мужчины, кулаки которого были размером с дыню каждый. Уже сама эта атмосфера секретности порождала всевозможные толки, ибо на большинстве аукционов участникам позволялось взглянуть на лот до начала торгов. По всей видимости, работы Виктора Бартлетта-Джеймса вызывали ажиотаж независимо от того, как они выглядели, что, с точки зрения Чэтвина, только увеличивало их ценность. Чуть-чуть подразнить любопытных покупателей — что может быть лучше для торгов и, в конечном итоге, для кармана владельца?
