Жюльетта Бенцони - Звезда для Наполеона
– Вы великий художник! – прошептала она, даже не подумав, что он может не понять ее слов.
Однако он поднял глаза, почувствовав, может быть, искренность тона. Едва заметная смущенная улыбка осветила его некрасивое лицо. Но это было всего лишь мгновение. Периннаик тут же опустил воспаленные, без ресниц, веки. К тому же позади Марианны раздался пренебрежительный голос Морвана:
– Решительно ни одна женщина не может противиться привлекательности тряпок. Завтра вы выберете материал и с вас снимут мерку. О, успокойтесь, он удовольствуется измерением только вашей руки. Этого ему достаточно.
Марианна даже не удосужилась поблагодарить. Без всякого перехода она вдруг заявила, что хочет увидеть Жана Ледрю. Она хочет удостовериться, сказала она, что он устроен надлежащим образом. Но, к несчастью, ее беспокойство ничуть не тронуло Морвана. С невозмутимым видом он объявил, что ей нечего волноваться из-за слуги. С ним обходятся хорошо, в чем она может убедиться, посмотрев на внушительную порцию, которую старая Суазик водрузила на громадный поднос. Однако внимание разбойника насторожило то, что его гостья хочет поговорить с этим подозрительным слугой.
– Мы вместе повидаемся с ним завтра днем, – заключил он, – когда поставим в известность, чего мы ждем от него. Что более срочное могли бы вы ему сказать сейчас? Уже ночь, день кончен, пришло время отдыха.
– Мне не хочется спать! – сухо бросила Марианна, которая и в самом деле проспала весь день, и теперь нетерпение терзало ее не меньше, чем беспокойство.
Необходимо, чтобы она смогла повидать Жана без свидетелей, чтобы она смогла объяснить, чего она от него ожидает и что он может сделать для их общего спасения. Плотней закутавшись в драгоценную ирландскую шаль, она вызывающе добавила:
– А что же теперь делать? Вновь забраться в этот комод, который служил мне кроватью?
Морван рассмеялся:
– Я вижу, вы недооцениваете наши закрытые кровати, очень уютные, когда охватывает холод. Но чем же вам заняться, если вам спать не хочется? Прогулкой? Ночь слишком темная и холодная.
– Благодарю! У меня нет ни малейшего желания снова увидеть трупы несчастных, которых вы безжалостно убили на пляже.
– Не считайте меня ребенком, моя дорогая! А чем занимаются таможенники и береговая охрана? Я хорошо знаю. Их не часто увидишь на наших широтах, которые внушают им страх своей грубостью и дикостью обычаев. Впрочем… утопленники брошены обратно в море, остальные заботливо погребены. Знаете, мы не так уж много убиваем! – добавил он с иронической улыбкой, вызвавшей у Марианны желание дать ему пощечину.
Чтобы не пробудить его подозрительность, она согласилась на предложенную им партию в шахматы. В эту крестьянскую кухню по приказу разбойника внесли и поставили против огня драгоценный маленький столик, на котором сверкала серебром и старинным хрусталем шахматная доска с фигурами и два обтянутых светлым шелком изящных кресла.
– Это самое теплое место в доме, – заметил он, усаживаясь и приглашая Марианну занять другое кресло. – У меня, конечно, есть своя комната, но там камин тянет плохо и можно замерзнуть. К тому же, – добавил он, так широко улыбаясь, что из-под маски сверкнули его волчьи зубы, – мы не настолько знакомы, чтобы предложить вам сыграть со мной в значительно более пылкую игру… Ведь вы гостья, посланная Богом и принцами… пока нет доказательств, опровергающих это!
– Я полагаю, – парировала, не моргнув, Марианна, – что эта игра требует двух участников. И вам не удалось бы склонить меня к участию в ней так же легко, как к этой! Зато мне было бы приятно, если бы вы наконец сняли эту маску. Ваше бархатное лицо пугает меня.
– То, которое спрятано, испугает вас в сто раз больше! – сказал он сухо. – Если вам так хочется знать, милое дитя, я изуродован! Злополучный сабельный удар у Киберона, где мне удалось спастись от резни и в общем-то дешево отделаться. Итак, оставим в покое мою маску, дорогая, и будем играть.
Марианна уже давно научилась искусству игры в шахматы. Аббат де Шазей – страстный игрок в бесчисленных партиях – терпеливо развивал в ней чувство стратегии. Она играла хорошо, с отвагой и стремительностью, способными поставить в тупик и сильного игрока. Но этим вечером она была не в своей тарелке. Ее глаза едва различали блестящие фигуры, на которых пламя зажигало золотистые переливы, потому что она напряженно прислушивалась к звукам, раздававшимся в этом странном доме. Гвен исчезла, как по волшебству. Старая Суазик удалилась со своим блюдом. Стук ее сабо послышался почти тотчас же под окном кухни. Очевидно, здесь, совсем близко, находилась дверь, ведущая в ригу, где был заперт Жан. Оба «лейтенанта» ушли, волоча ноги, после нескладного «Долго жить!». Немного позже и маленький портной со свечой в руках, в свою очередь, пересек кухню, чтобы укрыться в дыре, которую хозяин поместья милостиво предоставил ему для ночлега.
У Марианны невольно сжалось сердце от жалости при виде этого гнома на кривых ногах-коротышках, но с нормальным торсом, испорченным только небольшим горбом. Он обошел играющих так далеко, как смог, смиренно бормоча приветствие. Но снова девушка перехватила брошенный в сторону Морвана полный ненависти взгляд.
Наконец и старик у камина поднялся и прошагал, как сомнамбула. После этого единственными звуками, нарушавшими тишину, остались потрескивание дров в камине и затрудненное дыхание Морвана. В окружавшей их тишине атмосфера мало-помалу становилась давящей. Маска и тень от кресла полностью скрывали лицо разбойника, и у Марианны появилось неприятное ощущение, что она играет с призраком. Только рука, переставлявшая фигуры на доске, казалась живой. Рука, поистине достойная восхищения: превосходной формы, почти женской белизны, с длинными пальцами, тонкими и нервными. Марианна уже видела, совсем недавно, похожие руки такого же цвета. У Язона Бофора. И это воспоминание было малоприятным для девушки. Однако у Морвана ее зоркие глаза смогли различить рядом с безымянным пальцем розоватый шрам в виде звезды. Просто удивительно, как чья-то рука может вызвать в памяти множество вещей и событий. И для Марианны это было с давних пор предметом восхищения. Она всегда любила рассматривать руки у людей. Между тем эти руки вызывали в памяти совсем другие образы: засады в темноте ночи, проведенные под сотрясаемыми бурей скалами в ожидании обреченных кораблей, попавших в дьявольскую ловушку.
Внезапно рука исчезла, и холодный учтивый голос Морвана прервал ход мыслей его противницы:
– Вы очень далеки от игры, моя дорогая. Вами уже сделан ход моим слоном. Возможно, вы больше устали, чем думали? Хватит на сегодня?
