Карен Рэнни - Шотландская любовь
– Ты знаком с Элизабет?
Ее вопрос удивил его.
– Нет.
Он остановился за ее спиной, так близко, что мог бы ее коснуться. Вот здесь, у основания шеи, где у нее такая чувствительная кожа. Сколько раз он осыпал ее поцелуями! Сколько раз она дрожала от восторга в его объятиях!
– Твоему мужу было хорошо с тобой в постели?
Ее плечи напряглись.
– Вы не встречались даже в Севастополе?
Она как будто и не слышала его вопроса. Ну да ничего, он знает, как обойти врага с фланга и обескуражить его залпом артиллерии.
Гордон шагнул вперед, наклонился и подул ей в шею.
Шона вздрогнула.
– В Севастополе и Индии я знал нескольких сестер милосердия, – спокойно ответил он, – но с Элизабет никогда не встречался.
Он не собирался открывать ей того, в чем признался ему Фергус. Если Фергус захочет посвятить сестру в этот вопрос, то сделает это сам.
Медленно, очень осторожно, как будто задумала это еще до того, как он стал ее дразнить, Шона сделала шаг вперед. У нее не слишком-то много пространства для маневра – еще пара шагов, и она упрется носом в стену.
– Почему рядом с ней Фергус ведет себя как идиот?
Она повернулась к нему, плотно сжимая руки перед собой.
Гордон улыбнулся:
– Спроси его об этом сама.
– Он молчит. – Она тяжело вздохнула. – Война очень изменила его, Гордон.
Шона посмотрела ему в глаза.
– Такое часто бывает с мужчинами.
– Тогда почему вы так стремитесь воевать?
– Чтобы защитить то, что считаем своим. Может, чтобы проявить себя.
– Тогда почему вы возвращаетесь израненными и сломанными?
– Шона, не я вел ту войну. Это дело генералов.
Она покачала головой:
– Ты ее не вел. Но ты так на нее рвался.
– Ты по ночам спишь спокойно потому, что такие мужчины, как я, готовы защищать тебя от врагов.
– Я понимаю, ты не мог остаться.
– А почему я должен был остаться? – Он не отвел взгляда, даже когда она побледнела. Этому он тоже научился на войне – всегда смело встречать врага лицом к лицу и не позволять проявиться собственным страхам и странностям. – Меня тут ничто не держало.
Женщина, которую он любил, вышла замуж за другого – он как-то свыкся с этим предательством, но так и не понял его.
– Ты его любила? – спросил он, чувствуя, как в душе закипает гнев. Потребовалось усилие воли, чтобы успокоиться. – Ты никогда не говорила мне.
– Зачем ты пришел?
Шона устремила взгляд на пятнышко на полу.
– Поговорить с Фергусом, но он опять куда-то подевался.
– Это все из-за Элизабет. Он не может подолгу находиться с ней в одной комнате.
– Женщины имеют такую власть над нами. Они делают нашу жизнь либо прекрасной, либо невыносимой. Шона, ты сделала жизнь своего мужа невыносимой?
Она шагнула в сторону, словно хотела избежать столкновения. Гордон повторил ее движение. Паника, вспыхнувшая в ее глазах, заинтересовала его.
– Ты меня боишься?
– Я хочу, чтобы ты ушел.
Она вздернула подбородок.
Он сделал еще шаг навстречу ей.
– Почему ты меня боишься?
Ее глаза расширились.
– Думаешь, я хочу наказать тебя за предательство? Как я могу? Какое наказание будет подходящим, а, Шона?
– Это случилось очень-очень давно.
Она попятилась, пока не уперлась спиной в стену.
– Да. Целую вечность назад. И все-таки я помню, как мне об этом сообщил Фергус: «Она выходит за графа Мортона».
Шона не ответила, но Гордон и не ждал ответа.
Он улыбнулся:
– Я даже думал, что ты беременна. От меня – или от него, гадал я. Но никто не спешил объявить о счастливом событии в вашем семействе, и тогда я стал спрашивать себя: неужели ты просто воспылала к нему страстью? Неужели обманула меня? Ты согревала его постель, в то же время встречаясь со мной? – Он сделал еще один шаг вперед. – Или дело в его деньгах?
Он коснулся пальцем кончика ее носа. Шона отпрянула.
– У меня ведь тоже были деньги, Шона. Ах да, нам бы не пришлось жить в таком огромном замке, как Гэрлох, но наш дом был бы достаточно просторным. Я уже тогда унаследовал фабрику и мог содержать жену. Почему ты выбрала не мои деньги, а его?
Ее глаза вспыхнули.
– Семь лет прошло, Гордон. Семь лет.
– Целая вечность, – повторил он. – Ты бы хотела вернуться в прошлое? – Очевидно, этот вопрос ее очень удивил. – Хотела бы ты отмотать время на семь лет назад, Шона? Вот теперь – поступила бы ты иначе?
Она посмотрела на свои ладони. Когда она в конце концов заговорила, голос ее звучал едва слышно:
– Пожалуйста, Гордон, уходи. Оставь меня одну.
Ах, если бы он только мог. Если бы он мог выбросить ее из головы, он сделал бы это еще семь лет назад.
Может ли мужчина вожделеть женщину, которой не доверяет?
Очевидно, может, да еще как!
– Ему было хорошо с тобой?
Она закрыла глаза.
– Он когда-нибудь интересовался, почему ты уже не девственница?
Шона вздохнула, открыла глаза и серьезно посмотрела на него:
– Даже если ему и было любопытно, он никогда об этом не спрашивал.
Он развернулся и направился к двери. Еще одна вещь, которой его научила война. Он точно знал, когда нужно стоять и сражаться до последнего бойца, а когда отступать.
– Да, – сказала она ему в спину.
Он оглянулся.
– Да, в постели ему было хорошо со мной, – сказала она, глядя ему в глаза. Легкая ее улыбка была скорее вымученной, нежели искренней. – Ты славный учитель.
Он на мгновение задержал на ней взгляд – и вышел из комнаты.
Будь она проклята!
Глава 13
Фергус стоял у окна западной башни. Это место было его тайным убежищем. Отсюда он мог окинуть взглядом все земли Имри, воссоздать в воображении картины прошлого: как клан уходит на север, на войну или в захватнический поход, как возвращается домой. А кто-то так и оставался лежать в далеких землях, и только щиты их соратники приносили домой – в память о чьей-то потерянной жизни.
Отсюда он видел лес, который, как гигантская ладонь, укрывал лощину – пальцы тянулись к Лох-Мору. Сейчас деревья намекали на скорый приход зимы: зелень смешалась с цветами золота и ржавчины. Тут и там виднелись островки дрока – укрытие для перепелов, лакомство для оленей, скачущих по склонам. С другой стороны Гэрлоха открывался вид на серо-желтое с черным основание Бан-Ломонда.
Природа щедро одарила красками этот день. Небо было ослепительно голубым, без единого облачка – воплощенное совершенство. В лучах послеполуденного солнца озеро блестело серебром. На горизонте небо темнело – предвестник не грозы, но надвигающейся на эту часть мира ночи.
