Карен Рэнни - Шотландская любовь
Элизабет, кажется, тоже испытывала что-то подобное. Она улыбалась натянуто, лицо ее оставалось непроницаемым. Неужели сестер милосердия обучают не выдавать своих истинных чувств? Либо так, либо у Элизабет природная способность скрывать все свои мысли под очень приятной безобидной улыбкой.
– Вы планируете жить здесь круглый год? – спросил Гордон.
– А вы? – спросила Мириам.
Несносная женщина.
Гордон, к счастью, не ответил, только улыбнулся. Мириам улыбнулась ему в ответ. Какие все вдруг стали любезные, подумать только!
У Шоны скручивало живот, но не от голода. Все шло наперекосяк, начиная с неожиданного приезда американцев и заканчивая вот этим молчаливым неодобрением Фергуса.
– А вы? – Мириам обратилась к Фергусу. – Вы собираетесь остаться в Инвергэре?
Шона предостерегающе посмотрела на него. Но брат ее проигнорировал. Отвечая, он смотрел на сиделку.
– Не знаю, мисс Лофтус. Некогда я мог рассказать о своих планах. Сейчас времена изменились.
Не говоря ни слова больше, он развернулся и решительно проследовал к двери. Он не оглядывался и потому не видел, как смотрит ему вслед Элизабет.
– Продолжим? – ворчливо проговорил мистер Лофтус.
Шона обернулась и увидела, что на нее смотрит Гордон.
Он всегда умел молчать, глядя вот так, прямо и уверенно, как будто впитывал все происходящее, чтобы осмыслить позже. Отчасти эта привычка сформировалась потому, что он являлся единственным сыном генерала и не имел права говорить, пока не прикажет отец. Отчасти это было заложено в самой природе Гордона. Он тщательно анализировал ситуацию, в уме разбирая ее на детали и снова собирая.
«Зачем ты пришел? Хочешь полюбоваться на мое унижение? Как я торгую родовым гнездом?
Шона Имри Донегол, графиня Мортон, как низко ты пала. Доставит ли это удовольствие Гордону?»
Гордон предложил руку Мириам, и они направились к дверям, словно это он проводил экскурсию, а не Шона.
Гордону хотелось одновременно и пойти за Фергусом – в конце концов, он приехал к нему, – и остаться с Шоной. По мере того как разворачивалось действо, ее поведение все больше и больше его завораживало. Даже в юности ее отличала некоторая заносчивость. Он называл это гордостью Имри. Теперь же она буквально лопалась от этой гордости. Гордость ее переполняла. Она задирала подбородок так высоко, как будто заявляла миру: я графиня Мортон, ведите себя соответственно! На лице ее отражались по очереди раздражение, грусть – и потом та глубочайшая сдержанность, которой он от нее ждал.
Однако руки у нее дрожали.
Она не владела собой настолько, насколько стремилась это показать. Почему? Разве перспектива продажи Гэрлоха ей не по душе, как он прежде думал? Или ее просто бесит его присутствие?
Свободной рукой он коротко пожал ей плечо – в знак поддержки. На мгновение ему показалось, что вот сейчас она обернется – но нет, она отпрянула, не глядя на него.
Вид бешено бьющейся жилки у основания ее шеи доставил ему удовольствие.
В этот момент он твердо решил, что не уйдет, даже если ему придется выслушивать мисс Лофтус. Навязчивые женщины его раздражали, а мисс Лофтус была навязчива, как рыбка-прилипала. С тех пор как они вышли из пиршественного зала, она ни на секунду не отпускала его руку, и Шона давно обратила на это внимание.
Хорошо. Вот еще одна причина, чтобы остаться.
– Вы когда-нибудь надеваете килт, Гордон? – поинтересовалась Мириам.
Шона нахмурилась, перехватила взгляд Элизабет и согнала следы всех эмоций с лица. Но в следующий миг снова неудержимо нахмурилась.
– Килт и мундир – это моя форма, мисс Лофтус. Так что мне часто приходилось его носить.
– Прошу вас, зовите меня Мириам, – сладко улыбнулась она ему.
Шона ошибалась, сравнивая Мириам с кошкой. Нет, она больше похожа на голубя. Эдакий маленький хорошенький голубок с округлой белой грудкой, глазами-бусинками и любопытным взглядом. Голубок, который вертит головкой на толстенькой шее. Голуби не ходят – они вышагивают. И Мириам не ходила, а вышагивала, красуясь. Сейчас у нее не было возможности сильно раскачивать бедрами, чтобы юбки обнажали щиколотки, – она льнула к Гордону. Так и прижималась грудью к его плечу. А он смотрел на нее так, будто каждое ее слово – сокровище, которое нужно беречь и лелеять.
Шона заметила улыбку на губах Элизабет – и ее бросило в жар.
Она Шона Имри Донегол, графиня Мортон. И она не обязана терпеть такое поведение.
Нет, обязана.
Ей вдруг сделалось невыносимо грустно. Захотелось найти какой-нибудь уголок, свободный от воспоминаний, и спрятаться там, захотелось выскользнуть из собственной кожи и перестать быть собой. Груз прошлого давил на нее с такой силой, что она готова была упасть на колени.
Но выбора у нее не было, а потому она провела мистера Лофтуса и остальных по маршруту через кухню, кладовую для мяса, буфетную, оружейную и зимний сад. Кабинет мистер Лофтус уже осмотрел, так что туда они не пошли. Шона отперла дверь библиотеки Гэрлоха – ею она тоже невероятно гордилась.
Первая книга появилась здесь, когда замку было лет двадцать. Любознательный сын лэрда хотел выучиться на священника, но, не имея такой возможности, занялся самообразованием. Он жаждал просвещения для своего клана. Он же раздобыл Библию, богато украшенную монастырскими клириками, и установил ее на почетном месте – на медной подставке на отдельном маленьком столе.
Эта комната одна стоила тех денег, которые Шона запросила за Гэрлох.
В библиотеке теперь содержалось более тысячи томов. Шона знала точное количество – тысяча сто шестьдесят три, – потому что самолично составляла полный каталог книг. С тринадцати лет до лета того года, когда умерли ее родители, Шона должна была каждую свободную минуту тратить на выполнение этой задачи. На Фергуса возложили обязанность переписать все оружие в замке, не только то, что висело на стенах, но и то, что клан Имри накопил за века.
Некоторые книги приобретались уже древними и с годами становились вообще бесценными. Члены клана Имри с любовью приносили их сюда, в эту сокровищницу знаний, потому что видели в них символ просвещения. Никто не задумывался о ценности этих книг, хотя со временем она только возрастала. При этом никто также не заботился об их сохранности. Гэрлох стоял на отвесной скале, и хоть вероятность подтопления была очень и очень мала, Шона все равно беспокоилась о книгах.
В планы мистера Барри входило расширить библиотеку вверх, чтобы она занимала помещение в двух этажах, но этому не суждено было случиться: денег на реконструкцию не хватило, и библиотека осталась на первом этаже. Четыре ряда книжных шкафов с узкими, фута в три шириной, проходами представляли собой эдакий лабиринт, полный теней и загадок.
