Маргарет Уэй - Опаловый кулон
— Постойте-ка! Вы хотите сказать, что Ребекка ваша жена? И вы приехали сюда, в мой дом, чтобы попробовать добиться примирения?
— Клянусь, я не знал, что мне еще делать. Она все эти годы отказывалась встретиться со мной, не отвечала ни на мои письма, ни на слезные просьбы моей матери.
— Все эти годы? О чем мы тут говорим? Выходит, вы не были вместе все эти годы? — Брод был не на шутку рассержен.
— Мы с Мартином развелись несколько лет назад, — подала голос Ребекка. — Это был очень несчастливый брак. Я не хотела его больше видеть, никогда.
Даже сквозь шум в ушах Брод услышал слово «развелись», и только оно не дало ему впасть в безумие.
— Могу себе представить, — прохрипел он.
— А что делать мужчине, если его жена отказывается выполнять священные обеты? — Голос Осборна дрожал, он поднял руку, словно прикрывая лицо от удара.
Да, я с удовольствием врезал бы тебе, подумал Брод. Но не должен этого делать, потому что считаюсь цивилизованным человеком.
— Будь ты проклят за то, что решил появиться здесь. — С отвращением Брод опустил руки. — Но я хочу знать, — его гневное лицо повернулось наконец к Ребекке, — есть ли хоть самая малая вероятность, что ты вернешься к этому типу?
Она покачала головой.
— Нет. — Это было бы равносильно возвращению в ад, но Брод не знал этого.
— Ты слышал? — Брод снова повернулся к Осборну.
— Я только хотел услышать это от нее самой. — Среди всего унижения Мартин переживал момент чистого торжества. Месть сладка. Если между Кинроссом и Бекки что-то было — а он не сомневался, что было, то красотка Бекки здорово подмочила свою репутацию. Подержанный товар! Такому мужчине, как Кинросс, не нужна женщина с прошлым, в котором есть малейший намек на скандал. — Вы можете винить меня за любовь к ней? — спросил он тихим, сломленным голосом. — Я готов извиниться перед вами, если это принесет мне какую-то пользу.
— Не принесет. На вашем месте я бы вернулся в дом и обдумал свое положение. Вы явились сюда обманным путем. Думаете, я не могу сделать так, чтобы вас уволили?
— Уверен, что можете. — Мартин опустил голову.
Надо было изображать раскаяние.
— Я почти уверен, что так и следует поступить. Брод смотрел на него с холодным подозрением. Не исключено, что я так и сделаю, если вам придет в голову распространяться об этом. Ребекка сказала вам, что шансов на примирение нет. Вам лучше принять это как факт. Навсегда.
— Я понимаю, что потерпел поражение, — ответил Мартин, в глубине души злорадствуя, видя Бекки поверженной. Он ведь и стремился доказать, что все еще способен причинить ей боль. — Но, надеюсь, вы простите меня за то, что я сюда приехал? За то, как вел себя? Ребекка обещала быть моей женой, пока смерть не разлучит нас. Для меня эти слова значили все. Для нее же, как оказалось, — ничего.
Они стояли словно застыв, прислушиваясь к шагам Мартина, бредущего обратно к дому.
Брод первым нарушил напряженное молчание:
— Завтра он будет сидеть у себя в комнате. Пусть скажет Барри, что заболел. Я не хочу больше посвящать его в дела моей семьи. Бог мой, я до сих пор не могу в себя прийти. Скажу Барри: пусть этой работой занимается кто-нибудь другой. Более опытный. А Барри пускай думает что хочет.
— Мне жаль, Брод. Очень жаль.
Он взял ее за подбородок и заглянул в расстроенное лицо молодой женщины.
— Неужели? Ты не собиралась ничего мне говорить, ведь так?
Она слабо шевельнула плечами.
— Тебе не понять. Мое замужество было большим несчастьем. Мне о том времени даже думать трудно, не то что говорить.
— Даже со мной? — Он почувствовал себя уязвленным в самое сердце. — С человеком, с которым ты столько недель провела в такой близости? С тем, кто, по твоим словам, сделал тебя такой счастливой?
Она отвернулась, пряча от него лицо, залитое слезами.
— Я боялась сказать тебе.
— Но почему? — Брод не верил своим ушам. — Неужели я похож на людоеда?
— Ты не доверяешь мне, Брод, — просто сказала Ребекка. — В глубине души ты никогда мне не доверял. Ты не любишь меня до конца — так, как я тебя.
Он почти не слышал ее, так гулко стучало его сердце.
— А, избавь меня от этого! — сказал он презрительно. — Я ждал, что ты заговоришь со мной. Я был очень терпелив, хотя вообще я человек нетерпеливый.
— Я люблю тебя. — Теперь Ребекка неотрывно смотрела на него, словно пытаясь запомнить его лицо.
Брод засмеялся. Даже теперь желание шевельнулось в нем.
— Ты это говоришь лишь сейчас! Сколько тебе нужно было времени? Или ты ждала, когда я сделаю тебе предложение?
— Я никогда на это не рассчитывала, — обреченно произнесла она.
Он почти грубо схватил ее за плечи, но тут же отпустил, повинуясь чувству естественной галантности по отношению к женщинам.
— Ты думала, что я хочу сделать тебя своей любовницей? — Его руки слегка сжали ее тонкие плечи.
— Я начала верить, что надо мной тяготеет злой рок. Когда я была подростком, произошло это несчастье с матерью. Я молилась, чтобы она выздоровела, но она умерла. Потом — мой брак с Мартином.
Наверное, я была еще ребенком, который искал надежной защиты. Рядом со мной не было никого. Отца я видела от силы пару раз в год.
По глазам Брода было видно, что он в замешательстве.
— И все это настолько ужасно, что нельзя было мне рассказать?
Ребекка понимала, что Мартин все еще в доме.
Если рассказать Броду о физической и моральной жестокости ее бывшего мужа, он не сможет сдержать свой гнев. Произойдет ужасная ссора. Возможно, Мартин и получит по заслугам, но какой ценой?
Она не знала, сколько простояла молча.
— Я могу лишь сказать, что мне очень жаль, Брод. — Возможно, ей удастся вернуть себе доброе имя. Но только это будет в другой раз.
Брод уронил руки.
— Что ж, прости, Ребекка, но твоему объяснению недостает убедительности. Все это время ты по-своему лгала мне. Лгала Фи. Ты на самом деле с ней так подружилась или все это только игра? Я совершенно тебя не понимаю.
— Я и сама себя не понимаю.
— И ты все время все скрывала, Ребекка? — Он всматривался в ее лицо, которое слабо светилось, подобно жемчужине, в ярком сиянии звезд.
— Поверь, я собиралась рассказать тебе все сегодня.
Брод отрывисто засмеялся.
— Наконец-то я услышал бы от тебя правду, да только Мартин, твой бывший муж, опередил тебя.
Не могу сказать, чтобы я проникся симпатией к этому напыщенному сукину сыну, но, пожалуй, его можно понять: он сказал, что все еще любит тебя, Ребекка, и я ему верю.
— Ты не знаешь, что Мартин за человек на самом деле. Ему неведома настоящая любовь. Его пониманию доступно лишь право владения. Как будто можно владеть человеческим существом.
