Барбара Картленд - Отомщенное сердце
Он привез Надю не к матери, а в Баквуд.
Причем сделал это специально, так как чувствовал: ее место отныне здесь, и именно здесь они должны решить вопрос о своем будущем.
И он готов немедленно с полной ответственностью заявить, что они будут вместе, так как она станет его женой.
Подъехали прямо к парадной лестнице.
Спрыгнув на землю, Уоррен обошел кабриолет и помог Наде сойти.
Потом он обнял ее одной рукой за плечи, как будто защищал от всех невзгод, и провел через главный зал в гостиную.
Кабинет пока еще вызывал у него жуткие ассоциации с Магнолией, чтобы вести Надю туда.
Гостиная изобиловала цветами.
Последние лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь окна, блестели в подвесках огромной хрустальной люстры.
Уоррен закрыл за собой дверь и усадил Надю на изящный диван с золотой отделкой, который стоял возле камина.
Склонившись над ней, он сказал:
— Моя ненаглядная, ты так настрадалась!
Хочешь, я приготовлю тебе какой-нибудь напиток?
— Мне ничего не нужно, — ответила она, — лишь бы быть рядом с тобой и знать, что я не умру от холода и голода в той чудовищной, сырой шахте.
Уоррен тем временем смотрел на нее так, словно никогда не видел.
— Наверное, у меня ужасный вид, после того как мне на голову набросили одеяло, а в шахте я наверняка испачкалась.
— Ты выглядишь изумительно прекрасной? — Его голос слегка дрогнул на последнем слове. — Прекраснее всех женщин, когда-либо виденных мною! Ах, дорогая, какое счастье, что я нашел тебя!
Вероятно, он имеет в виду не спасение ее из шахты, а их встречу на берегу Сены, подумала Надя.
— Я, похоже, причинила тебе множество неприятностей, — молвила она негромко, — Все это позади, — ответил он, — но я хочу, чтобы ты поняла: единственное средство обезопасить себя и навсегда оградить нас от происков Магнолии — это стать моей женой.
Он держал ее руку в своей и почувствовал, как ее пальцы сжали его ладонь, когда она сказала мечтательно:
— Не могу представить себе ничего более чудесного, чем выйти за тебя замуж и быть с тобой неотлучно. Но я слишком сильно люблю, чтобы подвергать тебя опасности.
— Почему ты считаешь, что мне может грозить опасность?
Когда Уоррен задал этот вопрос, Надя отвела взгляд, видимо, пребывая в нерешительности: сказать ему правду или сохранить свою тайну.
Тишина в гостиной прервалась звуком отворяемой двери.
Вошел мистер Грейшотт.
— Мне передали, что вы вернулись, милорд, — произнес он, — и я подумал, возможно, вы захотите взглянуть на газеты, которые только что доставили.
Он пересек комнату с газетами в руке и, положив их на табурет с вышитым сиденьем, доверительно промолвил:
— Главная новость — русский царь Александр Третий заболел водянкой, что может скорее всего закончиться смертью. Вы, вероятно, помните, что ваш дядя в 1881 году ездил с визитом в Санкт-Петербург? Он присутствовал на его коронации в качестве представителя нашей королевы.
Грейшотт взглянул на Уоррена в ожидании ответа, и тот, сделав над собой усилие, дабы сосредоточиться, поскольку ему было трудно думать о чем-либо, кроме Нади, ответил:
— Да, конечно, помню.
И вдруг каким-то странным голосом, как если бы это произнес совершенно незнакомый человек, а не она, Надя спросила:
— Вы сказали, что царь, по всей видимости, умрет?
— Так написано в газетах, — подтвердил мистер Грейшотт. — По правде говоря, согласно сообщению «Морнинг пост», врачи считают его безнадежным.
При этом он в изумлении смотрел на Надю.
Она закрыла лицо руками, а сидевший вблизи от нее Уоррен понял, что она с трудом пытается сохранить самообладание.
Уоррен многозначительно посмотрел на мистера Грейшотта, одновременно сделав незаметный знак рукой, и секретарь понял, что следует оставить их наедине.
Он быстро вышел из зала.
Когда за ним закрылась дверь, Уоррен обнял Надю и привлек к себе.
— Думаю, мы услышали то, что имеет для тебя особую важность, ненаглядная моя, — предположил он.
— Если царь умрет, я спасена! — ответила она дрожащим голосом. — Ах, если бы мама была сейчас жива!
Уоррен крепче обнял ее.
— Расскажи мне обо всем этом, дорогая, — попросил он. — Я надеялся, что ты так или иначе поделишься со мной, когда нас побеспокоил Грейшотт.
— Я хочу, чтобы ты знал, — покачала головой Надя, — мне ненавистны любые секреты от тебя — Тогда пусть между нами их не будет.
Она подняла к нему лицо.
Несмотря на слезы в глазах, она казалась Уоррену необычайно преобразившейся.
Не только от любви к нему ее глаза лучезарно сияли.
Он вдруг почувствовал: горе, причин которого он все еще не понимал, покинуло ее, она обрела свободу, и стала сама собой, и воскресла для всех радостей и веселья, присущих молодости.
Она перевела дух и произнесла:
— Мое настоящее имя — княжна Надя Кожокина. Мой отец был князь Иван Кожокин.
— Ты русская! — воскликнул Уоррен.
— Ну да, наполовину русская, — кивнула Надя. — Ты ведь догадывался, что я не вполне англичанка.
— Я был в этом уверен, — уточнил он. — Однако расскажи мне свою историю.
— Мама была дочерью британского посла в Санкт-Петербурге. Папа мгновенно влюбился в нее, когда они впервые встретились, и она полюбила его с первого взгляда.
Потом девушка вымолвила, как бы превозмогая себя»
— Они должны были просить разрешения на брак у Александра Третьего, потому что папа происходил из царского рода. Царь согласился на их брак с большой неохотой, при этом поставил условие, чтобы они отправились на жительство в принадлежащее отцу большое имение, расположенное вблизи австро-венгерской границы.
Надя умолкла, словно воскрешала в памяти картины прошлого.
— Они были очень, очень счастливы и никогда не жалели о том, что пришлось распрощаться с веселым времяпровождением, а вернее сказать, с интригами и хитросплетениями петербургской жизни.
— Так это в России ты научилась так хорошо ездить верхом?
— Я и в Венгрии ездила на лошадях, — ответила Надя, — но на этом моя история не заканчивается.
— Я слушаю тебя, моя милая, моя прекрасная.
— Никогда не забуду, как счастливы мы были у нас дома. Однако отец тяжело переживал убийство Александра Второго террористами тринадцать лет назад и то, что его сын, вступивший на престол, пересмотрел все реформы, проводившиеся до того в стране, и провел так называемые «контрреформы».
Уоррен напряженно слушал.
— Первое, что сделал новый император, — это разорвал подписанный манифест о введении ограниченной формы представительного государственного управления в России. Идея о представительном управлении была очень близка сердцу папы. А вскоре стало очевидно, что Александр Третий преисполнен решимости вернуть в Россию суровые порядки, которые начал упразднять его отец.
