Барбара Картленд - Отомщенное сердце

Коснулась чего-то холодного и ребристого, с острыми краями.

Она едва могла выпрямиться во весь рост.

В то же время сознавала: чтобы произвести разведку, следует наклонить голову.

Она подобрала одеяло, валявшееся под ногами, и направилась к свету, согнувшись и ощупью пробуя почву, прежде чем сделать очередной шаг.

Свет становился ярче; когда она подошла поближе, увидела, что он проникает сквозь щели между дверью и стенами проема.

Тогда она поняла, что находится в шахте.

Ей показалось странным, почему она не чувствует запаха угля, было непонятно, что именно здесь добывали.

Надя протянула руки, дотронулась до двери — та оказалась слишком прочной.

Толкнула, потом стала молотить по ней кулаками.

— Помогите! Помогите!

Звук голоса вернулся, отразившись эхом от свода туннеля, но она догадалась, что снаружи некому ее услышать, иначе похитители не привезли бы ее сюда.

Она медленно умрет от голода; пройдут месяцы и даже годы, прежде чем кому-нибудь случится побывать в этой заброшенной шахте.

Надя сорвала с плеч одеяло, швырнула наземь и села на него.

Привалившись спиной к двери, закрыла лицо руками и стала молиться.

Эта молитва была обращена не к Богу, а к Уоррену.

«Спаси меня… спаси меня! Я люблю тебя… и не хочу… умереть, ., не увидев тебя… снова!»

Глава 7

Уоррен вышел из парадной двери и увидел запряженный парой лошадей кабриолет, в котором имел обыкновение объезжать поместье и навещать матушку.

Не сказав никому ни слова, он сел на козлы, а конюх, державший коней под уздцы, запрыгнул на соседнее сиденье, и они помчались вперед на огромной скорости.

Уоррен знал, где находится сланцевая шахта, хотя годами не бывал в тех местах, и ему показалось невероятным, что о ее существовании известно Магнолии.

Она, должно быть, видела шахту во время охотничьего сезона, когда леса и густое жнивье вокруг нее обычно давали прибежище какой-нибудь хитрой лисице.

Но по-настоящему его сейчас заботила только Надя: то, что с ней произошло на сей раз, станет еще большим потрясением, нежели прежде, когда он впервые встретил ее, ибо теперь она успела почувствовать вкус нормальной, цивилизованной жизни.

От одной только мысли о ее страданиях ему до безумия захотелось убить Магнолию.

В то же время его так тревожила судьба Нади, что это его чувство само по себе было странным, вернее — почти физической болью, чего прежде он никогда не испытывал.

Погоняя лошадей, он думал, удастся ли ему успокоить и убедить ее, что это отныне никогда не повторится; он всецело был поглощен этой заботой и вдруг понял, что сердце его переполнено любовью, которая возникла отнюдь не сегодня.

Это казалось невозможным: ведь он поклялся себе, что после ужасного вероломства Магнолии никогда не унизится до любви к какой-нибудь женщине.

Однако, будучи честным с самим собой, он не мог не признать, что почти сразу, как только увидел Надю, такую необычную», хрупкую и одновременно храбрую, почувствовал духовное родство с ней и уже не мог оставаться равнодушным к ее судьбе и к ней самой.

Когда они сообща разыграли спектакль, предназначенный сперва для обмана месье и мадам Блан, а потом его матери и родственников, он понял неординарность девушки, идеально подходившей к придуманной для нее роли.

Самое удивительное, что Надя совершенно естественно чувствовала себя в роли дамы высшего света и очаровала его родственников.

Она с несказанной грацией двигалась по залам Баквуда, как если бы с самого рождения пребывала там, и, наблюдая за ней, он обнаружил, как та часть его души, которую он считал умершей, возрождается к жизни.

Сначала он не узнал в этом чувстве любовь — оно не было похоже на то, что он испытывал к Магнолии.

Магнолия разбудила в нем пламенное желание; огонь, вспыхнувший в них, был не чем иным, как безудержная плотская страсть.

То, что он испытывал к Наде, именовалось духовностью, и хотя она привлекала его своей красотой, он понимал — именно ее интеллект, ее ум увлекал, вызывал интерес, интриговал его.

Все прочее в нем подавлялось его стремлением проявлять заботу о ней, оберегать от всяческих лишений, а более всего ему хотелось изгнать страх из ее глаз.

Ему вдруг стало трудно дышать — он представил, в каком состоянии она пребывает сейчас.

Она совсем не была знакома с имением Баквуд, но, должно быть, догадалась, что в таком пустынном, забытом месте, как старая шахта, можно оставаться ненайденной в течение веков.

Казалось диким и невообразимым, что Магнолии удалось привнести в этот спокойный уголок сельской Англии такие ужасы, как яд и похищение людей.

Тем не менее Уоррен упрекал себя за легкомыслие и неспособность предвидеть, что Магнолия в своем фанатизме может дойти до подобного безумия.

Она не стеснялась в средствах на пути к обладанию титулом маркизы Баквуд.

Потом упустила последний, уже почти реализованный шанс: еще чуть-чуть, и она бы вышла замуж за Уоррена.

Боязнь лишиться желаемого, позволила всплыть на поверхность всему изуверскому и подлому, что было в ее натуре.

«Как мог я догадаться? Ведь она была так красива! Но под внешней оболочкой таилось дьявольское сердце», — упрекал и одновременно оправдывал он себя.

Внезапно его пронзила мысль, что Магнолия, будучи полна решимости избавиться от Нади, возможно, даже велела людям, похитившим девушку, убить ее, прежде чем оставить в шахте.

Его прошиб холодный пот.

Если он потерял Надю, он потерял все, что ему было дорого, чему никогда не найдется замены, как бы долго он ни жил.

Он с такой энергией стал понукать лошадей, что сидевший рядом с ним конюх поразился.

Однако Джим был самым молодым из работников конюшни, и Уоррен обрадовался этому обстоятельству.

Можно было надеяться, что тот окажется слишком робок либо, возможно, слишком бестолков, дабы задавать вопросы или вообще догадываться, что происходящее весьма необычно.

Он знал, выезжая из дома, что придется гнать лошадей по грунтовой дороге через лес, затем, пересечь покрытое жнивьем поле, прежде чем доберется до рощицы, за которой равнина идет под уклон к тому месту, где когда-то была заложена шахта.

Мальчиком он слышал, как дядя говорил, будто сланец не стоит того, чтобы его добывать, ибо не окупает даже расходов на зарплату шахтерам.

Поэтому дядя Артур нашел этим людям другую работу на своих землях, и эксплуатация шахты прекратилась.

Поскольку за ее техническим состоянием перестали следить, туннели сделались опасными.

Предвидя это, дядя приказал закрыть вход дверью, чтобы дети не играли, внутри.

Было крайне неудобно ехать через неровное поле, но Уоррен все равно не сдерживал лошадей.