Патриция Гэфни - Идеальная любовница
«Надо же, — криво усмехнулась про себя Рэйчел, обнаружив наконец книгу, напечатанную уже после ее рождения, — оказывается, здесь не одни только древности». Книга называлась «Ласточки в амбаре», написал ее некий Джон П. Кеннеди. Подзаголовок на титульном листе гласил: «Очерки жизни на плантациях американского Юга». Рэйчел со вздохом перенесла книгу к диванчику под окном, потому что над его изголовьем имелась ниша для свечи, и принялась за чтение.
Сон был коварным врагом. Через десять минут ей пришлось встать и энергично пройтись по комнате, чтобы взбодриться, но сонливость вернулась через минуту после того, как Рэйчел снова села и открыла «Ласточек в амбаре»: тягучий и вязкий стиль повествования убивал всякий интерес к жизни на американских плантациях. Сделав над собой усилие, она с трудом добралась до третьей главы, а две страницы спустя ее поглотила подкравшаяся из-за спины дремота.
Как всегда, приближение кошмара оказалось медленным, незаметным, обманчиво безобидным. Рэйчел увидела себя посреди незнакомой комнаты. Она чего-то ждала. Липкий страх охватил ее лишь в тот момент, когда она поняла, что ей надо ждать, что уйти нельзя, не положено. Она больше не стояла на ногах, нет, она сидела на краю высокой кровати, ее ноги не доставали до полу. Она была раздета донага, и вид ее собственных голых ног приводил ее в ужас. Только теперь она узнала комнату: это была спальня ее мужа, и вся ее обстановка представала перед глазами до тошноты отчетливо и знакомо. Рэйчел хотелось вскочить с постели и убежать, но ей не позволялось двигаться. Она должна была сидеть и ждать его, сидеть, раздвинув ноги, вот так, пошире, и сцепив руки на затылке. Это была «первая поза», наименее унизительная, но Рэйчел уже дрожала, дыхание застревало у нее в горле.
Она услышала шум за дверью и начала беззвучно плакать. Если он услышит рыдания, то накажет ее. Чья-то темная фигура появилась в дверях. Она знала, что это он, но настоящий ужас объял ее лишь после того, как он вошел в круг света. Страх неумолимо поднимался в ней, как уровень воды во время прилива, пока не заполнил ее целиком и не выплеснулся наружу. Ей делалось дурно от одного лишь вида его атласного халата цвета бургундского вина, но она не могла отвести взгляд, от блестящей шелковистой поверхности. Она уже знала, что этот халат холоден на ощупь и издает при каждом движении хозяина шуршащий звук, напоминавший возню крыс, от которого у нее желчь подступала к горлу.
Он что-то держал в руке.
Ее охватила паника, сердце едва не выпрыгивало из груди. Она начала всхлипывать, беспомощно, как ребенок, умоляя его — не надо, не надо, не надо! — но он продолжал скользящим шагом надвигаться на нее в этом своем непристойном халате, приближаясь медленно и неумолимо. Лицо у него, как всегда, было строгое и исполненное терпения, он протягивал вперед руку, показывая ей, что держит в кулаке. Страшная минута растягивалась до бесконечности, до безумия. Тут выдержка изменила ей, и она начала кричать.
* * *Себастьян увидел дрожащее на сквозняке бледное пламя свечи. Слабый огонек едва освещал что-то темное, скорчившееся у стены под окном. Раздался полузадушенный крик, от которого у него волосы встали дыбом: только услышав его, он догадался, что перед ним человеческое существо. И лишь подойдя поближе, понял, что это Рэйчел. Она лежала, свернувшись клубочком на диванчике без спинки, подтянув колени к подбородку и обхватив голову руками.
Охваченный тревогой, Себастьян поставил свою свечу рядом с той, что принесла она, и окликнул ее по имени, но из-за всхлипываний Рэйчел ничего не слышала. В ее глухих надрывных рыданиях ему почудилась бездна отчаяния, которое просто невозможно было вынести. Он легонько коснулся ее, она вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Ему пришлось отвернуться, когда он увидел ее залитое слезами горестное лицо. Подойдя к письменному столу, Себастьян вытащил из ящика чистый носовой платок, потом вернулся к оконной нише и, усевшись рядом с ней, сунул платок ей в руку. Рэйчел торопливо зарылась в него носом. Ее узкие плечи вздрагивали, он тихонько погладил ее, и ему передались сотрясавшие ее тело конвульсии.
— Что произошло? Почему вы плачете?
Никакого ответа.
— Почему?
Она пробормотала что-то невнятное. Взяв ее за плечи, Себастьян заставил ее повернуться лицом к себе.
— Скажите мне, почему вы плачете.
— Сон, — сумела выговорить Рэйчел на этот раз вполне отчетливо.
— Кошмар?
Она кивнула.
— Что вам снилось?
Рэйчел упрямо покачала головой, давая понять, что ни за что не расскажет.
— Но теперь с вами все в порядке.
Прошедшим днем у него возникло желание обнять ее, как-то поддержать и утешить после того, как на нее набросилась Лидия Уэйд, и он почувствовал себя уязвленным, когда она отвергла его участие. Теперь Себастьян обнял ее обеими руками и привлек к себе. Рэйчел не стала сопротивляться, но и не обмякла, не прижалась к нему. Он ощущал запах ее чистых волос и видел, как неверное пламя свечей играет серебряными нитями, превращая их в золотые. Она по-прежнему лила слезы, но судорожные рыдания прекратились. На ней был дешевый хлопчатобумажный халат неопределенного цвета, наверняка недавно купленный: жестковатая ткань, еще не размягченная ноской и стиркой, слегка царапалась на ощупь. Халат доставал ей лишь до колен, но из-под него выглядывала длинная ночная рубашка из желтой фланели, та самая, что он однажды уже видел сложенной в изножии ее кровати. Какая же она хрупкая! Как притягательна ее печаль, ее хрустальная беззащитность! И как удивительно, просто невероятно, что ему так долго удавалось держаться от нее на расстоянии…
Она уронила голову, и Себастьян увидел тонкую белую шейку. Первая выпуклая косточка позвоночника венчала ее изгиб. У него возникло непреодолимое желание коснуться губами виска Рэйчел, и в тот же миг короткие щекочущие пряди попали ему в рот. Какие мягкие! Вдруг он ощутил под рукой какую-то странную перемену в ее теле, какую-то новую настороженность. Она не двигалась, но расслабленность покинула ее окончательно. Он чуть ли не услышал, как, вопреки очевидности, ее душа отчаянно надеется, что произошла ошибка и что роковой момент еще не настал. «Может, стоит еще немного потянуть время, помучить ее неизвестностью?» — подумал Себастьян. Но то ли сочувствие, то ли собственное нетерпение заставили его отказаться от этой мысли и еще крепче прижать ее к себе.
— Миссис Уэйд, — сказал он тихо. — Миссис Уэйд, мне кажется, пора.
— Пора? — хрипло выдохнула она.
Себастьян увидел глубокую безысходность в ее серебристых и влажных от слез глазах. Он, конечно, понимал, что безысходность и согласие — это совсем не одно и то же, но решил, что в данном случае они достаточно друг с другом схожи. И хотя в ее взгляде сквозил еще и страх, Себастьян предпочел его не замечать.
