Шеннон Дрейк - Фрейлина
Эта мысль еще сильней разожгла его гнев, хотя их предположение было не совсем нелепым. Гвинет была молода, красива и имела титул. Она может быть подходящей женой для лорда.
«Для другого лорда, не для меня», — подумал он сердито. И тем более сердито, что не мог отрицать: он считает ее привлекательной.
Рован хотел отослать Гвинет от себя, потому что она слишком волновала его. Так волновала, что он терял разум.
Он пытался убедить себя, что Гвинет раздражает его лишь потому, что была так дорога для Кэтрин. Его жена хотела, чтобы Гвинет была рядом, а его даже не узнавала.
«Мне нужно быть вдали от Гвинет», — подумал он. Выражение ласковой серьезности, которое было на ее безупречно правильном лице, когда она говорила с теми, кто проходил мимо, вызывало у него огромное желание закричать: «Нет!», выйти отсюда, найти коня и ускакать…
Ускакать, чтобы забыть.
В конце дня Тристан стал настойчиво просить своего господина, чтобы тот прервал свое бдение у тела покойной и поел. Но Рован не мог этого сделать. Он знал, что Гвинет находится всего в нескольких футах от него и что ей больше нечего делать с тех пор, как они закрыли большой зал для пришедших проститься, а значит, она может услышать его. Но он не мог заставить себя быть осторожным.
— Оставьте меня с моей супругой на всю ночь, — приказал он.
— Мой дорогой лорд… — начал Тристан.
— Оставьте меня, — повторил он.
Тристан хорошо знал его — и подчинился. Когда он увел Гвинет из зала, Рован лишь смутно осознал, что она уходит.
Он не простоял на ногах всю ночь. Он взял одно из больших, обитых парчой кресел, которые стояли возле камина, переставил его к гробу и уснул.
Никто не беспокоил его до утра. Когда Тристан пришел взглянуть на своего господина, Рован приказал ему:
— Не оставляй ее одну. Она не хотела бы остаться одна.
— Я буду здесь, милорд, при ней, пока вы не вернетесь, — ответил Тристан, кашлянул, прочищая горло, и добавил: — В десять часов мы отнесем леди Кэтрин в часовню, на службу, если вы согласны.
— Да, — сказал Рован и, кивнув, ушел.
Придя в свои комнаты, он остро почувствовал, что они стали совсем другими. Он не спал здесь с тех пор, как Кэтрин тяжело заболела. Когда он был дома, то спал рядом с ней или не спал вообще. Несчастный случай с женой в одно мгновение изменил его жизнь. До этой беды он был счастливым человеком, а после ее смерти его душа быстро опустела. Еще до возвращения королевы он решил отдать свое сердце государству. Каждому мужчине нужно иметь страсть, и Рован, потеряв прежнюю Кэтрин, сделал своей страстью родную страну.
Сейчас он с трудом мог вспомнить, когда они с женой были по-настоящему счастливы. После смерти Кэтрин его душа опустела.
«Да, жизнь не слишком честно обходится с людьми», — с горечью подумал он. Кэтрин была всегда доброй, всегда хотела для людей только хорошего, но судьба обошлась с ней жестоко. А дураки, сумасшедшие и палачи, кажется, живут долго и хорошо.
Он приказал, чтобы ему принесли ванну и воду, потом неспешно вымылся и оделся. Для него было важно выглядеть самым лучшим образом, когда он будет отдавать последние почести Кэтрин. Под конец, уже надев шотландскую одежду и броши — знаки своего клана, он немного помедлил. Нужно было произнести последние молитвы — это был венец всей траурной церемонии. Но он не мог больше медлить.
Когда он вошел в большой зал, его люди уже были готовы. Они подняли гроб так нежно и заботливо, как будто Кэтрин всего лишь спала, а преподобный Кеох встал впереди гроба. Домочадцы Рована собрались вокруг него. Он подал знак кивком, и священник начал читать молитвы. Процессия пересекла зал и вышла во двор, а оттуда проследовала в часовню, стоявшую у одной из боковых стен замка.
Слова, которые говорились ради ее души, как будто сливались воедино, в одном пламенном порыве. Рован чувствовал, что не нужно молить Бога, чтобы Он принял Кэтрин. Если Бог есть, она уже с Ним и под Его охраной.
Он был благодарен преподобному Кеоху за то, что этот добрый человек произносил лишь слова, входившие в похоронный обряд. Он не упоминал обо всем мире в целом, о добре и зле и о том, как люди должны молиться. Он лишь красноречиво говорил о Кэтрин. Когда он закончил, все присутствующие снова подходили к умершей, целуя гроб или бросая полевые цветы сверху и вокруг него. На этом служба наконец завершилась.
Рован вышел из часовни. Он знал, что его рабочие уже ждали поблизости, чтобы должным образом установить гроб с телом Кэтрин в семейный склеп, в нишу рядом с тем местом, где лежали его родители и другие предки.
Каменщики уже готовили великолепную плиту для гробницы, которая теперь будет безмолвным памятником леди Кэтрин.
Рован знал: от него ожидают, что он еще раз пригласит в замок местных дворян и жителей деревни, но был не в состоянии этого сделать. Он поручил все Тристану и своей незваной гостье, леди Гвинет, а сам пошел на конюшню, сел на коня и ускакал, как недавно мечтал.
Рован задумался: он сейчас не может усидеть на месте по той же причине, по какой этого не могла сделать Гвинет два дня назад? Такое предположение привело его в ярость, а почему — он не желал знать.
Не желал, но знал, даже не размышляя об этом.
Те, кто думал, что он вожделеет к Гвинет, не так уж сильно заблуждались. И то, что он мог желать ее, когда Кэтрин только что умерла, ужасало его.
Если бы она была шлюхой, женщиной легкого поведения, куртизанкой без доброго имени, которое можно потерять, было бы другое дело. Но она не такая. Она леди по рождению. Леди из свиты королевы.
Он не мог простить себе, что испытывает телесное влечение к ней, и злился еще больше, когда вспоминал, что Брюс Макайви тоже вожделел к этой девушке и едва не сделал ее своей.
Рован остановил коня на вершине высокого холма — там, куда он отвез Кэтрин, чтобы она вздохнула последний раз.
Гвинет уедет отсюда этим утром или чуть позже, как только он подготовит ее отъезд. На прощание он прикажет, чтобы ее охраняли как драгоценность, чтобы никто не беспокоил ее и не позволял себе с ней вольности, независимо от того, собирается ли старый Энгус строго присматривать за ней или нет. «Ее нужно увезти подальше от моей собственной ярости», — подумал Рован. По сути, ее надо бы выдать замуж за какого-нибудь лорда куда-нибудь далеко, где она ни для кого не будет соблазном.
Рован просто хотел, чтобы она уехала.
— Кэтрин, — тихо сказал он и опустил голову.
Прошло больше двух лет с тех пор, как они были в гостях на родине Кэтрин, в Англии, и произошел несчастный случай, при котором она едва не умерла. Прошло больше двух лет с тех пор, как его сын родился мертвым — этой своей тайной он ни с кем не делился, а Кэтрин потеряла всякую связь с действительностью после этой трагедии. Рован еще ниже опустил голову. Он был рад, что находился рядом с ней перед ее уходом. Рад, что она в последний раз узнала его и коснулась его.
