Симона Вилар - Королева в придачу
– Куда?! – в ужасе зашипел Брэндон, но потом сообразил, что сейчас это единственный выход. Кровать стояла наполовину в алькове стены и там, где притаилась принцесса, было достаточно темно. Брэндон быстро задул огонек ночника, бросил ей на голову подушку, совсем не думая, чем она будет дышать, да и удобно ли ей и, облокотясь локтем на неё, крикнул:
– Томас, это ты? Входи, спросонок я принял тебя за благонравную Гилфорд.
– И, конечно же, испугался, что она лишит тебя невинности, – хмыкнул. Болейн. – Так хлопнуть дверью у меня перед носом... Или ты не один?
Брэндон не намерен был шутить. Глядя на придворного исподлобья, он старался унять дрожь. Болейн протеже Катерины, его услужливость вошла в поговорку, но если он что-то заподозрит… Чарльз чуть привстал и теперь полусидел на кровати, закрывая собой распластавшуюся под одеялом Мэри.
– Что тебе надо, Томас?
Болейн был ещё в высоких сапогах и дорожном плаще. Он поднял опрокинутый принцессой стул и сел недалеко от кровати. В полумраке Брэндон видел, как он стащил с головы берет.
– Я тебя почти не вижу, Чарльз. Огонь догорел, не подбросить ли дров?
– Я здесь и слушаю тебя. Что случилось?
Болейн оперся локтями на колени, чуть склонился вперед.
– Я так гнал коней... По дороге я столкнулся с курьером короля, который сообщил, что принцессу не следует спешить везти ко двору, так как прибыли послы от эрцгерцога с намерением отвезти её в Нидерланды. И король не хочет, чтобы Мэри оказалась при дворе до того, пока их не спровадят. К тому же Генрих желает до приезда сестры привести в порядок её резиденцию в Ванстедском дворце, где присланный из Франции художник напишет портрет её высочества...
– Замолчи! – сердито остановил его Брэндон. Томас Болейн поглядел на него удивленно, даже обиженно.
– В чем дело, сэр? Слухи уже поползли. И этот художник из Франции...
– Я сказал, умолкни!
Он готов был пришибить Болейна, вытолкать за дверь, но вынужден был оставаться на месте.
– Вам что, не ясно, что следует держать по этому поводу язык за зубами? Вы что, не понимаете, что глупо врываться вот так ко мне в комнату ни свет, ни заря и будить меня только затем, чтобы сообщить, что мне не следует торопиться.
– Но я прибыл с дочерью и хотел просить вас представить ее...
– Какого черта, сэр! Я же обещал вам, что Мэри Болейн станет фрейлиной принцессы. И теперь я спрашиваю, какого черта вы меня разбудили?
У Болейна был оторопелый вид. Он стал что-то бормотать насчет того, что фургоны не поставлены в сарай, а привратник говорит, что с отъездом не будут задерживаться...
– И вы тут же, сломя голову, несетесь ко мне, будите, словно где-то пожар и мило уверяете, что я могу поспать подольше. В таком случае вы осел, сэр Томас Болейн!
Брэндону не следовало бы быть столь грубым с этим излишне спешившим услужить придворным. К тому же Болен был зятем герцога Норфолка... Но сейчас, когда за Чарльзом чуть пошевелилась Мэри, когда он чувствовал спиной исходящее от неё тепло и думал только о том, что в любой момент все может открыться, – вести любезный разговор было просто свыше его сил.
Брэндон понял, что приобрел в лице тихого Болейна нового недруга, увидев, как тот отшатнулся, как обиженно задрожал его подбородок. Но сэр Томас сдержался, сидя ещё какое-то время с холодным отчужденным видом, а потом встал.
– Сожалею, что вас пришлось побеспокоить, сэр. Вы, видимо, так крепко спали!
Едва затихли в конце коридора шаги Болейна и верный Льюис прикрыл дверь, Брэндон резко повернулся к Мэри, откинул подушку и скинул одеяло. Она лежала на спине, вытянув руки и зажмурившись. Он слышал, как она облегченно перевела дыхание, потом медленно открыла глаза и посмотрела на него.
– Итак, мой брак с эрцгерцогом – дело прошлое. И мной заинтересовались французы. Джейн мне говорила, что Франциск Ангулемский был бы для меня неплохой партией.
По сути, ей было очень страшно и стыдно. И она старалась говорить все это спокойно, чтобы не думать о нелепейшей ситуации, когда она оказалась в постели с раздетым молодым мужчиной. Больше всего ей хотелось сейчас сохранить достоинство и поскорее улизнуть. Её мучило молчание Брэндона, пугала его близость.
Брэндон же этого не знал. Сам расчетливый циник, он считал её такой же. И был поражен её хладнокровием, её способностью так спокойно рассуждать после того, как они только что избежали грандиознейшего скандала. Да еще, в общем-то, и не избежали. Она все ещё здесь, с ним и он почти что чувствовал лезвие топора на своей шее. И эта глупая девчонка ещё смеет обсуждать с ним политические планы насчет её замужества!.. Брэндона просто захлестнула ярость. Захотелось схватить её за горло, трясти, вдавливать в подушку или же опустить кулак со всей силы на эту легкомысленную, пустую головку.
Чарльз почти боялся, что так и сделает – он тяжело дышал, его всего трясло. Брэндон заметил, как она испуганно отодвинулась от него, стала пытаться встать...
Он вдруг схватил её за волосы, рывком запрокинул голову, наваливаясь. Она вздумала играть с ним? Что ж, он ей покажет, чем это может кончиться.
От боли Мэри громко ахнула, а когда его тяжелое тело надавило на неё, забилась, пытаясь его оттолкнуть, брыкалась и извивалась, пока он тряс ее, что-то тихо шипя ей в лицо сквозь зубы. Она дико испугалась и уже была готова завопить, когда он, успев опередить её порыв, сделал первое, что пришло в голову – прижался ртом к губам Мэри.
Она глухо застонала под ним, испугавшись ещё сильнее. Первое, что ей пришло в голову – что Брэндон укусил ее. В самом деле, это было очень похоже на укус, столь сильно зубами и губами он пытался зажать ей рот. Он был таким тяжелым и абсолютно голым...
«Он сейчас меня изнасилует!» – вдруг решила Мэри, и от этого ещё сильнее стала вырываться, бить его по спине, пытаться оттащить за волосы, пока он резким движением не поймал её руки и не вдавил их в кровать над головой. Боже, как же он был силен! Мэри чувствовала, что ничего не может поделать, она лишь слабо мычала, продолжая выгибаться дугой, пока не застыла, задыхаясь и начиная мелко дрожать от сдавленного плача. И вдруг замерла.
Она не смогла уловить момент, когда произошла перемена. Но его жесткий рот, который до этого так безжалостно мял и подавлял её губы, вдруг стал ласковым, мягким, покоряющим. Она едва не задохнулась, ощутив, как его язык вдруг проник ей в рот, встретился с ее. Она сделала судорожный глоток, и получилось удивительно – она ответила ему. Ибо её губы вдруг слились в едином с ним порыве, стали поразительно чувствительными, и от этого закружилась голова, она перестала понимать, что происходит, лишь отвечала его губам, согревалась его дыханием, оглушенная стуком собственного сердца и горячей, незнакомой волной, разливающейся из глубины тела.