Наталья Павлищева - Янычары. «Великолепный век» продолжается!
Эме хотела сказать, что наложнице подружиться с султаншей не так-то просто, но склонила голову:
– Да, Повелитель.
– Накшидиль, когда вокруг нет евнухов и слуг, зови меня просто Абдул-Хамидом.
– Да, Повелитель.
– Это не просьба, это приказ.
– Да, Повелитель.
– Еще раз…
Эме поняла, смутилась:
– Да, Абдул-Хамид…
– Уже лучше.
По дорожке к кешку спешил Махмуд-бей. Абдул-Хамид вздохнул: дела не позволяли ему отдыхать долго.
– Если хочешь посидеть еще, оставайся. Возьми фрукты, пахлаву, она удается Басаму.
– Нет, благодарю. Если позволите, я вернусь в свою комнату.
– Хорошо, – поднялся со своего дивана султан, – все это принесут в твои покои. Тебе понравилось здесь?
– Да, Повелитель.
Абдул-Хамид нахмурил брови, но Эме глазами показала на стоявшего совсем рядом с беседкой Махмуд-бея, и султан рассмеялся:
– Прощаю.
И снова бунт и заговор
У этого банщика было почти женское имя – Джаухар, значит «драгоценный камень». Поистине драгоценный. Стройное тело без капли ненужного жира, невысокий рост, но главное – упругие ягодицы и ни единого волоска, кроме тех, что на макушке. Гладкая кожа, за которой юноша ухаживал не меньше, чем это делают наложницы султана, – каждый день ему выкатывали только наметившиеся волоски черной пастой, умащивали тело маслами и снадобьями, массировали.
Забота того стоила: не было более желанного любовника в хамаме, чем Джаухар. При желании столь красивый и уступчивый юноша вполне мог попасть в мужской гарем и развлекать более состоятельного хозяина, но он не просто ради заработка подставлял свои ягодицы желающим обойтись без женской ласки. Джаухар и сам любил этим заниматься.
Его напарник Шафик только осуждающе качал головой:
– О Аллах! Ты навлечешь на себя гнев Всевышнего. Он создал мужчин и женщин не зря, стоит ли уподобляться женщине, если ты мужчина?
Ворчал, но помогал, видя, что юноше и впрямь доставляет удовольствие то, чем он занимается.
Джаухар в ответ твердил:
– Это ненадолго, я не смогу всю жизнь заниматься таким делом. Нужно не упустить молодые годы.
– Ты прямо как женщина!
Но в этот день случилось то, чего так боялся Шафик, – в хамам пришел янычар, уже давно желавший Джаухара. Конечно, юноша согласился его обслужить. Он делал это не только ради заработка: янычар был крепок и хорош собой, от такого можно и потерпеть.
– Ай, ты снова не сможешь сидеть несколько дней! Может, лучше откажешься? – урезонивал приятеля Шафик, чувствующий грядущие неприятности, но тот лишь отмахивался:
– Использую побольше масла.
Янычарский ашчи уста (старший повар), которого звали Ибрагимом, отделал бедолагу так, что Джаухар не только сидеть, но и двигаться нормально не смог, почти уполз. Однако остался доволен.
Не успел Шафик (недаром его имя означало «сочувствующий») помочь приятелю привести его зад в порядок, как Ибрагим вернулся.
– Неужели повторит?! – ахнул Шафик.
Оказалось больше – Ибрагим пришел не один и попросту похитил уже не слишком обрадованного Джаухара. Парня увезли куда-то, явно чтобы попользоваться всей большой компанией.
Что мог поделать Шафик? Ничего, оставалось только ждать, когда вернут, если вообще вернут. Хозяин хамама Хасан-ага пока ничего не знал, и Шафик пытался придумать, как бы прикрыть и без того пострадавший зад приятеля. Не удалось: немного погодя в хамам явился еще один любитель джаухаровского зада, тоже янычар, Мурад и потребовал юного банщика к себе.
Пришлось объяснять, что его увез ашчи уста Ибрагим с товарищами. Но оказалось, что и Мурад не один, он тоже привел товарищей, чтобы насладиться приятным юношей. Янычары набросились на несчастного Хасана-агу, требуя выдать им вожделенного Джаухара, тот отнекивался, как мог, предлагал всех банщиков, включая Шафика.
Янычары разозлились:
– Ты еще себя предложи, старый толстяк! Куда Ибрагим увез Джаухара?!
Хасан-ага клялся, что понятия не имеет, и это была правда.
Глядя вслед разгромившим часть бани янычарам, он твердил, что даже если мерзавец Джаухар вернется, то не пустит парня на порог, как и этих любителей чужих задов.
Проклинали Ибрагима и оставшиеся без удовольствия Мурад с товарищами. Мурад грозил лишить Ибрагима того, чем он так гордится, как только обидчик вернется в казарму.
Джаухар в хамам не вернулся, все хорошо в меру, а когда слишком, последствия бывают плачевными…
А между вернувшимися Ибрагимом с его товарищами и обиженным Мурадом с возбужденными из-за кражи всеобщего любимца Джаухара янычарами началась ссора, быстро переросшая в настоящую потасовку. Они были из разных оджаков (полков), а потому потасовка получилась всеобщей. Янычарские офицеры, которым полагалось бы призвать к спокойствию и дисциплине, тоже чувствовали себя обиженными, к тому же все они назначены или выбраны на должности совсем недавно, как и Мехмед, ставший Истанбул агассы вместо Кубата, а потому большим авторитетом пока не пользовались, во всяком случае, сдержать толпу не сумели.
Страшно, когда янычары переворачивают котлы, но не менее страшно, когда они начинают бить друг друга.
Едва Махмуд-бей успел снять сапоги и расстегнуть халат, чтобы хоть немного отдохнуть, как в дверь постучали и вошел ближайший слуга Керим:
– Янычары дерутся, господин.
– Что?! Где дерутся?!
– В Аксарае в казармах.
– С кем? – изумился Махмуд-бей.
– Между собой.
– О Аллах! Что еще случилось? – Бей уже поспешно одевался и обувался.
Узнав, что янычары попросту не поделили педераста-банщика, расхохотался и уселся на диван:
– Принесите мне шербет. Пусть дерутся, чем больше их пострадает, тем лучше. Следите только за тем, чтобы на Стамбул эта война не перекинулась. Хотя, если и перекинется, я не против, пусть банщиков делят, лишь бы султана не трогали.
Но шербет подать не успели, Махмуд-бей все же отправил своих людей наблюдать за дракой, а сам пошел к султану докладывать.
Абдул-Хамид не поверил своим ушам:
– Дерутся из-за банщика?! Что, задниц в Стамбуле мало?
– Пусть дерутся, Повелитель, чем больше пострадает, тем меньше будут нам мешать.
– Какие орты дерутся?
– Джамаат, обычные воины, ваша гвардия не участвует.
– Но если они начнут бить друг друга на улицах Стамбула?
– Повелитель, пусть жители города немного задумаются, нужно ли им такое войско? А слух о причине драки мы распустим, чтобы все знали.
Драка, то затухая, то разгораясь снова, продолжалась четыре дня; затихла только тогда, когда большинство носов было разбито в кровь, многие получили сабельные ранения от своих же товарищей, а полковым врачам и имамам пришлось трудиться над пострадавшими всю неделю.
