Патриция Гэфни - Сердце негодяя
Джесс кивнул.
— И миссис Салливан тоже такая. Хотела бы я чем-то помочь, но… я ее почти не знаю.
Луиза Салливан пела в церковном хоре, преподавала в воскресной школе, принимала деятельное участие в работе городского женского комитета. Она была уважаемой дамой. Да, миссис Салливан изредка здоровалась с Кэйди, когда они встречались в церкви, но она вряд ли стала бы принимать соболезнования от хозяйки салуна. Ни в письменной, ни — тем более — в устной форме. Кэйди вздохнула.
— Если он действительно покончил с собой, то виноват в этом Уайли. Все равно как если бы он сам спустил курок.
Джесс ничего не ответил, но его молчание показалось ей сочувственным. Когда Леви принес пиво, он чокнулся с ней, и Кэйди улыбнулась. Крепкое пенистое пиво было отличным на вкус и легко прошло в горло. Удивительно легко, если учесть, как давно она не прикасалась к спиртному. С прошлого лета, насколько ей помнилось.
— Что вам известно о докторе Мобайесе? — спросил Джесс.
— О Доке? Пожалуй, немного, а что?
— Простое любопытство. Он очень молчалив.
— Верно. Он приехал сюда где-то года два назад. Словом, вскоре после меня. Раньше в городе не было доктора: тем, кто заболевал, приходилось ехать в Джексонвилл. — Она оглянулась на стойку, где доктор стоял в своей обычной позе, склонившись над стаканом сарсапарели. — Это верно, он держится очень замкнуто, но мне кажется, он хороший человек. Мистер Шлегель (он владел этим салуном до меня) несколько раз обращался к нему. Но мистер Шлегель был тяжко болен, Док послал его к специалисту в Юджин. И еще я знаю, что Глен однажды ходила к нему… за помощью.
Речь шла о подбитом глазе и сломанном запястье, но Кэйди решила не вдаваться в подробности.
— Глен сказала, что Док отнесся к ней очень внимательно.
— А вы когда-нибудь обращались к нему?
— Я? О, нет, я никогда не болею.
Это было правдой. Кэйди гордилась своим крепким здоровьем, но на всякий случай все-таки шутливо постучала кулачком по столу.
Джесс отхлебнул из кружки. Кэйди последовала его примеру. Они обменялись взглядами в дружеском молчании. На столе лежала колода карт. Джесс взял ее и принялся тасовать. Сразу было видно, что он не профессиональный игрок, но руки у него были сильные, с длинными ловкими пальцами. Кэйди наблюдала, как он раскладывает карты в четыре равные стопки, потом снова собирает их вместе.
— Сыграем в «хай-лоу» [18]? — предложил он с улыбкой.
Она пожала плечами. Почему бы и нет? Джесс сдал по карте: ей досталась десятка, он побил ее дамой.
— Вы проиграли.
—А на что мы играем? — Он потянул себя за ус. У обоих на губах играла одинаковая потаенная улыбка. «Мы флиртуем», — подумала Кэйди.
— Давайте сыграем на откровенность, — предложил Джесс. — Тот, кто выигрывает, задает проигравшей стороне вопрос, и она обязана ответить.
— Или он.
— Или он.
— Я не уверена, что мне нравится эта игра, — призналась Кэйди. — Проигравший обязан отвечать правдиво?
— Безусловно.
— Нет, эта игра мне точно не нравится.
— Ничего не поделаешь, вы уже проиграли. Теперь отвечайте на вопрос.
Оглядевшись по сторонам, Джесс наклонился к ней и пригвоздил ее к месту стальным взглядом прищуренных серых глаз.
— Скажите мне, — спросил он очень медленно и тихо, — какой ваш любимый цвет?
Кэйди так поразил вопрос, что она даже рассмеялась — слишком громко, как не подобало смеяться благовоспитанной леди. Он усмехнулся в ответ, и две веселые морщинки образовались в уголках его мужественного рта. Ей очень нравилась его улыбка.
— Мой любимый цвет… — вслух задумалась Кэйди. — Когда-то был синий, но теперь — зеленый.
— Да неужто? Какое совпадение — я тоже люблю зеленый. Только я никогда ему не изменял.
Она состроила ему глазки.
— Значит, у нас есть что-то общее.
Джесс передал ей колоду. Кэйди сняла, он вытащил по карте себе и ей. Она опять проиграла.
— Сколько вам лет?
— Нет, так не пойдет, это невоспитанно. Нельзя задавать такой вопрос даме.
— Нет? Ладно. Сколько вы весите?
Она снова рассмеялась весело и беспечно. Может, пиво в голову ударило? Что бы он ни сказал, все казалось ей потешным.
— Понятия не имею.
— Ну что ж, придется мне спрашивать, пока вы не ответите прямо.
Он в задумчивости задрал голову к потолку.
— Можете вспомнить самый неловкий поступок за всю вашу жизнь?
Кэйди захихикала: опять ему удалось ее обезоружить. Она-то была уверена, что он будет задавать настоящие сложные вопросы, требующие уверток или прямого обмана. Конечно, ее тянуло к нему, не было смысла это отрицать, но сейчас она ощущала подлинную симпатию, а не просто влечение. Ради своего собственного блага Кэйди надеялась, что он никогда не догадается, насколько веселый, легкомысленный Джесс опаснее угрюмого, твердого, как кремень, Голта.
— А ну-ка дайте сюда колоду, — потребовала Кэйди. — По-моему, вы жульничаете.
Она сама перетасовала карты и дала ему снять.
— Ха! Я так и знала! Теперь я выиграла.
Джесс покачал головой, тихонько посмеиваясь.
— Ваш вопрос?
У нее в голове теснился миллион вопросов.
— Где и когда вы родились, были ли вы счастливы в детстве.
— Это целых три вопроса!
Она подняла бровь, бросая ему вызов. Джесс задумчиво расправил усы.
— Лексингтон, Кентукки, 1846. Да, я был счастлив… в основном. Пока не началась война.
Кэйди пристально поглядела на него, опершись подбородком на руку. В сорок шестом? Значит, ему тридцать восемь лет. А ей он казался ровесником: лет двадцать пять. Ну от силы двадцать семь или восемь. А седину в волосах Кэйди считала ранней, преждевременной, но она, похоже, ошиблась. И все равно ей нравилась его седина, придававшая черным волосам благородную серебристость. Особенно в свете лампы. Опять сдали по карте, и на этот раз он выиграл.
— Нравится вам управлять салуном? — Какой приятный вопрос! Если не считать Леви, ей не с кем было поговорить о работе.
— И да и нет. — Вспыхнувший в его глазах интерес подвиг ее на разъяснения.
— Женщина, владеющая салуном, должна рассуждать как мужчина, в этом все дело. Допустим мне хотелось бы украсить бар цветами, повесить занавески на окнах, поменять картины на стенах.
Кэйди бросила выразительный взгляд на обнаженную даму над стойкой бара.
— Но произвести все эти перемены я не могу, потому что моим клиентам это не понравится. Они этого просто не поймут. И мне приходится думать совсем о другом: о плевательницах, бильярдных столах, марках виски и покерных фишках. О пепельницах.
— Мужской подход.
— Верно. Но мне нравится деловая сторона. Надо все записывать, аккуратно вести счета, проявлять осмотрительность. Но особенно, — призналась она с усмешкой, — приятно смотреть, как прибыли каждый месяц понемногу растут. Это означает, что я проявила смекалку и все сделала правильно.
