Джоан Смит - Аромат розы
Я поспешила ему навстречу и увидела, что это граф Борсини. Обычно он ездил в наемном экипаже, а в плохую погоду мы посылали за ним карету. Я страшно разозлилась. Если он приехал уговаривать меня продолжать наши уроки, я дам ему понять, что комедия окончена.
Он остановил экипаж и приподнял шляпу;
— Buongiorno signorina Баррон! Ну как? Вам нравится? — спросил он, дружелюбно улыбаясь. — Какое удовольствие снова взять в руки вожжи. Я соскучился по лошадям. На вилле Борсини я ездил на упряжке папа.
Я всегда находила его привлекательным. Он и вправду довольно красив, а его обаяние и иностранные фразы, которыми он любит щеголять, делают его особенно эффектным. Каштановые волосы, голубые глаза, правильные черты лица, хорошее телосложение, хотя, пожалуй, он немного чересчур худощав.
— Видно, дела у вас идут неплохо, Борсини, — сказала я, оглядывая экипаж. — Очень хорош!
— В прошлом году папа неплохо заработал на вине. Мы даже продали несколько ящиков Ватикану — это большая честь. Папа прислал мне небольшой бонус. Я приехал пригласить вас прокатиться.
Раньше я, случалось, ездила погулять с Борсини, до всегда в сопровождении дяди. И эти поездки так или иначе были связаны с искусством. Мы бывали на выставках, иногда он водил меня в студии других художников. Один раз он поехал со мной в магазин купить принадлежности для рисования, потому что ему не нравились мои кисти, но мы еще ни разу не ездили кататься одни и просто ради удовольствия. Конечно, у него тогда не было своего экипажа, поэтому он не мог пригласить меня.
— Я сейчас занята.
Он увидел мой альбом на траве и поднял его.
— Хорошо! Я рад, что вы отказались только от Борсини, но не от живописи.
Это был единственный упрек, который я от него услышала, но, глядя в его печальные глаза, я чувствовала себя преступницей. Он посмотрел на мой «смерч» и покачал головой.
— Вы еще не совсем овладели этим приемом. Надо вот так. Prego?
Он взял у меня карандаш, сделал несколько ловких дугообразных штрихов, и вскоре из бесформенного завихрения проступила фигура садовника, видно было, что тот двигается.
Пусть Уэйлин говорит что угодно, но Борсини все-таки хороший художник. Подумаешь, принц не заказывал ему портрет! Ну и что из этого? Может, ему действительно нужны деньги? Разве это не достаточная причина, чтобы продолжать наши занятия? Не исключено, что мысли мои приняли такой оборот из-за кузена Эндрю. Я часто думала о том, как он, бедняга, должен барахтаться в потоке жизни, пока кто-то не протянет ему руку помощи.
Борсини отдал мне альбом и улыбнулся.
— Думаю, еще несколько уроков вам не помешают, signorina. А если речь идет о деньгах, Бог с ними, — и он презрительно махнул рукой. — Я вам уже говорил, что получил несколько сотен фунтов. Я был бы счастлив продолжить наши занятия бесплатно. Непростительно бросать их, когда вы начали делать такие успехи.
— Я подумаю об этом, Борсини.
— Надеюсь, я вас ничем не обидел?
— Разумеется, нет.
— Grazie, — сказал он, отвешивая грациозный поклон. Если бы так поклонился англичанин, это бы выглядело нелепо, потому что Борсини прижал руку к сердцу, как будто боялся, что оно вырвется из груди, но у него это получилось очень мило.
— Как подвигаются дела в нашей, простите, в вашей студии? — спросил он с грустью. Это он предложил оборудовать для меня студию. И, по-моему, он ждал, когда она будет готова, с таким же нетерпением, как и я.
— Сейчас там работают маляры, и я как раз собираюсь пойти посмотреть. Белая краска, которую они принесли, очень режет глаза. Я не хочу чисто белый цвет. Мне кажется, нужно добавить немного желтого или красного, addoici — как вы говорите. Это ее немного смягчит. Может, вы пойдете со мной и посмотрите?
— Delizioso! Я только поставлю кабриолет в конюшню.
Я попросила садовника заняться экипажем, и мы направились к дому. Стептоу на месте не было. Он снова потихоньку возвращался к своим старым привычкам, но дни его в нашем доме были уже сочтены. Нас встретила Бродаган, которая давно уже украдкой поглядывала на Борсини из окна. Она явно к нему неравнодушна. Он кокетничает с ней и даже старается говорить с ирландским акцентом, чтобы ей угодить.
— Бродаган, радость души моей, — произнес он, отдавая ей шляпу. — Вы обо мне скучали?
— Когда это у меня было время скучать о ком-то? — проворчала она сердито. — Мне приходится и отворять дверь, и стряпать, и чистить, и мыть, и заниматься студией для миледи. У меня нет времени скучать даже о самой себе.
— О, как бы мы все скучали о вас, если бы вы нас покинули, дорогая вы наша Бродаган! — воскликнул Борсини, смеясь.
— Я принесу вам чашечку чая, — она улыбнулась жеманно, отвесила ему неуклюжий реверанс и, счастливая, ушла заниматься своими делами, держа в руках его шляпу, как будто это была драгоценная королевская корона.
Борсини посмотрел ей вслед.
— Не знаю, что будет с нашими уроками, signorina, но вы должны позволить мне нарисовать Бродаган. Мы совершим преступление перед потомками, если не запечатлеем пирамиду, которую она сооружает на своей голове. Я ее просто обожаю.
— Она тоже в вас души не чает.
— Сейчас она принесет такой крепкий чай, что его ложкой не помешаешь. Так они понимают гостеприимство в Ирландии.
— Ив Гернфильде тоже. Студия на третьем этаже. Лезть придется довольно высоко, — сказала я, поднимаясь вместе с ним по лестнице.
На лестничной площадке он огляделся. Раньше он никогда не был у нас наверху, но мне не понравилось его любопытство. Увидев, что я недовольна, он поспешил объяснить:
— Мне просто хотелось угадать, где ваша комната, мисс Баррон.
Обычно, после нескольких минут разговора, он перестает называть меня «signorina» и переходит на «мисс Баррон».
— Она не здесь, — ответила я, продолжая подниматься по узенькой лестнице, ведущей в мансарду. Нас встретил сильный запах краски, и ослепительно белая стена, похожая на сугроб.
Борсини вскрикнул и закрыл глаза руками.
— Слепит! Слепит! Я сейчас ослепну! Fermata! Немедленно остановите этот вандализм!
Маляры смотрели на него, как на сумасшедшего. Он бросился к ним и вырвал кисти.
— В вашей студии будет стоять зима двенадцать месяцев в году. Это настоящее издевательство над человеческой личностью. Желтый. Принесите мне золотисто-желтый пигмент, яркий, как солнце, и я, Борсини, создам цвет, который согреет вашу студию.
Мне казалось, что в студии уже потеплело. Я решила, что буду пока брать уроки у графа Борсини.
Глава 16
Борсини лично занялся приготовлением красок. Рабочие принесли несколько разных цветов. Он велел открыть банку красной краски и золотисто-желтой, как летнее солнце, смешал небольшое количество каждой из них с белой, чтобы получить нужный оттенок. Он, разумеется, снял пиджак, чтобы его не запачкать. Вскоре пришла Мэри, наша горничная, и сказала, что чай готов, но Борсини, охваченный муками творчества, не обратил на нее внимания.
