Блайт Гиффорд - Охотник на ведьм (ЛП)
— Но ее отпустили, так? Когда поняли, почему он ее обвинил.
Она покачала головой и шепнула с дрожью в голосе:
— Нет. Ее не отпустили. Ее приговорили к смерти, а все наше имущество отдали моему кузену, который чудесным образом оклемался и теперь живет-поживает в нашем доме в Эдинбурге.
— И проедает ваши деньги?
— Мамины. Свою долю мне удалось сохранить.
Она расплачивается кронами Кромвеля. Так сказал ему Диксон в первый же день.
— И вы забрали деньги, забрали ее и ударились в бега.
Ее история была похожа на правду. Даже в городах осужденных держали в тюрьмах, которые охранялись немногим лучше, чем десятинный амбар или сарай деревенского мельника.
— Она моя мать. Что еще я могла сделать?
Он задавал себе тот же самый вопрос. И знал ответ. Он сделал бы то же самое.
— Как вы попали сюда? Этот дом, он достался вам от мужа?
Она смотрела в пол, когда отвечала.
— Коттедж принадлежал моей матери. Он как раз освободился, вот мы сюда и приехали.
— Но о его существовании наверняка известно вашему кузену. Почему он не преследовал вас?
Она горько усмехнулась.
— Судебное разбирательство ведется на деньги самого обвиняемого, и он же платит за свое содержание в тюрьме. Кузен не хотел и дальше растрачивать ее долю. Конечно, если я начну доставлять ему хлопоты, то он не пожалеет денег, чтобы натравить на меня человека вроде вас. И в следующий раз нам не спастись.
Как не спастись тем, кого ведьмы назначили своими жертвами. Как не спаслась его мать.
— Но вы же не станете отрицать, что по миру гуляет зло? Что Сатана пытается отвратить человека от Господа? — Все, кто посещал церковь, заучивали этот догмат наизусть.
Она оглянулась на мать, потом вновь посмотрела ему в лицо.
— Я не вижу разницы между Сатаной и людьми, которые сотворили с нею такое.
Внезапно все встало на свои места. Скут. Скуп.
— Так вот, что она кричала… Его имя. Скоби.
Она кивнула.
— Я боялась, что вы догадаетесь с самого начала.
— И вы считаете меня таким же воплощением зла.
Какое-то время она молчала.
— Нет. — Она всмотрелась в его глаза. — Я ошибаюсь?
Ее неуверенность перекликалась с его собственной нерешительностью.
Он резко встал и не зная, как еще удержаться от искушения обнять ее и утешить, принялся расхаживать по тесному помещению. Ее дремавшая на стуле мать снова выглядела совершенно обычно, как уставшая пожилая женщина. Которую, тем не менее, осудили как ведьму. Которую он обязан допросить. Найти на ней метку. Проследить за тем, чтобы ее наказали.
Но потом он вспомнил крик умирающей женщины, которая, призывая Бога в свидетели, клялась, что она невиновна, и понял, что не сможет этого сделать.
Он откашлялся.
— Это случилось с моей матерью.
Она не перебивала. А он стоял, отвернувшись. Не глядел на нее.
— Однажды она… просто слегла. — Пришел его черед через силу вызывать тяжелые воспоминания. — День ото дня она слабела. Врачи ничего не находили. Мир тогда погрузился в хаос, короля казнили, всюду были ведьмы… — В свои шестнадцать он ничего не мог с этим поделать. Ни с чем.
Александр повернулся к ней лицом. Он не был обязан объяснять Маргрет причины своих поступков, но все же хотел, чтобы и она поняла его.
— Потом нашли ведьму. Она призналась. Ее казнили.
Его отец был прав. Смерть ведьмы не вернула его матери жизнь.
— А вы стали одним из них. — Они. В ее устах это слово звучало зловеще.
— Не сразу. Я был безбородым подростком, когда она умерла. Я пошел в университет. Потом воевал. А потом, поскольку изучал право, устроился помощником при Комиссии и работал на судах, но этого оказалось мало. Я должен был что-то предпринять, сделать все, что в моих силах, чтобы знать наверняка: никто больше не умрет той смертью, которой умерла моя мать. Пока в Шотландии есть хоть одна ведьма, мне не будет покоя.
— И вы пошли к Скоби.
— Я пошел к Скоби. — И опять он не смог сознаться в своем провале, хоть это чуточку и обелило бы его в ее глазах.
Она не смотрела на него, глядя на мать.
— Она ни в чем не повинна. Это все, что я знаю.
Господь знает, что я невиновна.
И тем не менее ее поглотило пламя.
И ту женщину, которую он назвал невиновной, а Скоби приговорил к костру. Кто из них был прав?
В молчании глядя на Маргрет, он видел перед собою только уставшую дочь, которая несла на своих плечах непосильное бремя.
— Допустим, вы убедили меня, что она не ведьма. — Он сделал паузу и дождался, когда она повернется к нему лицом. — Ну, а вы сами?
С ее щек схлынула вся краска. Только глаза, голубой и карий, двумя пятнами цвета горели на белом лице.
— Вы думаете, я обладаю колдовской силой, потому что я ведьмино отродье?
— Нет. Потому что я боюсь, что околдован вами.
Уголок ее рта дернулся в крошечной улыбке.
— Какие бы силы не влекли нас друг к другу, Дьявол тут не при чем.
Он смотрел в ее глаза, выискивая в них правду, и вдруг ощутил, как зудящее желание сменяется умиротворяющим чувством родства.
— Я хочу вам верить, — вырвалось у него. Признание далось легче, чем он ожидал.
— Я тоже хочу вам верить. — Сколько тоски было в этих словах, ведь она очень, очень давно никому не доверяла. — И другого выбора у меня, кажется, нет. Жизнь моей матери в ваших руках.
— Как и жизни всех остальных душ в этом приходе.
Но, всматриваясь в ее глаза в поисках правды, он испытал пугающую готовность променять все эти жизни на спасение ее одной. Потому что он не просто хотел ей поверить.
Он уже ей поверил.
***
И Александр поскакал сквозь вечерние сумерки в деревню, оставив осужденную ведьму на свободе.
Говоря о матери, он впервые за много лет сознательно вызвал воспоминания о ее последних днях. Она умирала тяжело, в мучениях. Если бы ее назвали ведьмой, возможно, ее предсмертный бред тоже показался бы кому-нибудь разговором с Сатаной.
И это сблизило его с Маргрет. Они были похожи. У них обоих отняли мать. И оба они пытались добиться от мира справедливости.
Но что ему теперь делать? Как найти настоящую ведьму, чтобы невиновная осталась на свободе?
Как только он пересек мост и въехал в деревню, навстречу, из своего дома, выбежал Диксон и подхватил его лошадь под уздцы.
— Элен Симберд! — Он выглядел изнуренным, однако его лицо было озарено каким-то странным возбуждением. — Она во всем призналась!
