Рут Лэнган - Заложники страсти
Хуже всего были ночи. Леонора ложилась спать совсем одетой, плотно закутавшись в меха, стараясь защититься хоть этим. Странно, но Диллон почти всегда возвращался в свои комнаты далеко за полночь. И хотя каждый раз девушка притворялась спящей, ей приходилось слушать таинственные звуки ночи, пока он бродил по комнатам, раздевался, гасил свечи и ворошил поленья в камине. Когда же он ложился в постель рядом с ней, она вынуждена была сдерживать дыхание, чтобы он не догадался, что она не спит. Мысли о том, что его твердое, мускулистое тело лежит сейчас так близко от нее, было вполне достаточно для того, чтобы сердце начинало бешено стучать в груди. Довольно часто она засыпала, лишь когда первые лучи рассвета окрашивали горизонт.
Бессонница начинала сказываться на ней, и девушка обнаружила, что силы оставляют ее, а нервы натянуты до предела.
Утром Диллон всегда успевал одеться и уйти раньше, чем она просыпалась, словно старательно избегал любых контактов с нею. И за это она была ему искренне признательна.
– Я хотел бы переговорить с тобой. – Отец Ансельм приблизился к Диллону, который расхаживал взад и вперед по саду, где уже сгустились сумерки. Старому священнику неожиданно пришло в голову, что милорд частенько проводит чуть ли не все ночи, бродя по дорожкам сада. Неужели Диллон избегает своих собственных комнат? Может, в этом виновата женщина, что живет сейчас там?
Он рассматривал горделивый профиль. Да. Этот волевой, суровый юноша, возмужавший на глазах у монахов, не желает поддаваться чарам прелестной англичанки. Для человека, подобного Диллону Кэмпбеллу, это стало бы признанием собственной слабости. Он был здесь властелином и повелителем, а потому не имел права на обычные людские слабости.
Священник с новым уважением посмотрел на своего воспитанника. Диллон никогда не ходил простой дорожкой.
– О чем, ваше преподобие? – Диллон остановился и подождал, пока старик не отдышится.
– О миледи.
Брови Диллона недовольно сошлись. – А что с ней такое?
– Все в Кинлох-хаусе перешептываются о ее заключении в твоих комнатах. Не слишком ли ты суров? Ты полагаешь, что девочка должна питаться в наказание лишь хлебом и кашей и сидеть взаперти?
– А вам бы хотелось, чтобы я обращался с ней как с принцессой?
– Нет. – Священник положил руку на рукав Диллона и почувствовал, как напряжены тугие мускулы под его ладонью. – Но я хочу просить тебя об одолжении.
Диллон не отвечал.
– Мне хотелось бы навестить леди.
– Будьте осторожны, святой отец. Вы быстро меняете союзников. Вы хотите посетить леди как друг и утешитель? – Разгневанный голос Диллона был едва слышен. – Или же вы хотите тайком принести ей мясо и эль и предложить оружие, которым она сможет обороняться от своего жестокого похитителя?
– Нет, Диллон. Ты сам знаешь, что все это не так. Ведь я никогда не принимаю участия ни в каких военных действиях. Я пойду к ней как служитель Господа и исповедник. – Тут он понял, что, отвечая Диллону, раздумывает над причиной его волнения. Неужели оно вызвано лишь мыслью о том, что его братья томятся сейчас в Англии? Или, возможно, в этом виноваты постоянные препирательства с нежной пленницей? Чем бы ни было это вызвано, раздражительность милорда заметна была всем и каждому. – Я не принесу леди ничего, что она могла бы использовать в качестве оружия.
Диллон потер плечо, нывшее от старой раны.
– Тогда я не возражаю, можете навестить ее. – Он повернулся, готовый снова зашагать по дорожке, затем остановился и обернулся к отцу Ансельму. Лица Диллона в наступившей темноте было не видно, но голос был полон сарказма – он припомнил, как леди атаковала его хрустальным графином. – Однако хорошенько следите за своими сандалиями и молитвенником, святой отец, а не то прекрасная дама найдет способ избавить вас от них. Это, конечно, не оружие, но она непременно придумает, как воспользоваться ими к своей выгоде.
Священник улыбнулся. Он слишком хорошо знал Диллона Кэмпбелла и понял, что тот начинает сожалеть о своем поспешном решении захватить эту женщину в качестве заложницы.
Услышав стук в дверь, Леонора удивленно подняла глаза. Было еще слишком рано для подноса с ужином.
Руперт открыл дверь, а затем отступил в сторону, пропуская старого священника.
– Отец Ансельм! – Радость в голосе Леоноры была совершенно искренней. Она отложила вышивание и подошла к священнику, приветливо протягивая ему руки. – Как же это вам разрешили навестить меня?
– Я попросил разрешения у Диллона и пришел сюда как служитель Господа.
– Вот как… – Она кивнула и подвела его к скамье, поставленной перед уютно потрескивающим огнем. – Я так благодарна вам и так рада вас видеть. Жаль, что не могу предложить вам подкрепиться – увы! – у меня ничего нет.
Священник ласково посмотрел на нее.
– Я не нуждаюсь в подкреплении, миледи. Это мне следует предложить вам поддержку. Но я могу вам дать лишь пищу духовную.
Леонора смиренно сложила руки на коленях.
– Достаточно уже того, что вы пришли. Я чувствую себя такой одинокой.
– Скажи, дочь моя, что-то беспокоит тебя? Она пожала плечами.
– Я стараюсь не беспокоиться. Но иногда, в самые глухие часы ночи, я принимаюсь раздумывать, суждено ли мне когда-нибудь снова увидеться с отцом.
Он положил ладонь на ее руки.
– Миледи, вам не следует терять надежду. И ваш отец, и Диллон Кэмпбелл хотят одного и того же – освобождения тех, кто для них дороже жизни. И именно поэтому нам остается лишь ждать и надеяться.
– Мой отец – человек чести, – с сердцем откликнулась девушка.
– Так же, как и Диллон Кэмпбелл.
– Почему вы с такой уверенностью говорите об этом? – Неожиданно разволновавшись, она вскочила и принялась ходить взад и вперед перед камином.
– Потому, что я знаю Диллона с детства. И мне никогда не забыть день, когда мы с ним встретились. Может быть, вам будет интересно услышать эту историю?
Она остановилась и подняла голову. Дикарь нисколько ее не интересует, убеждала она себя. Однако рассказ поможет убить время.
– Хорошо, как вам угодно, святой отец.
Он поведал ей о том, как шум битвы заставил его прийти на затерянный среди Нагорья луг, где он увидел лишь тела убитых мужчин, женщин и детей, которые лежали на земле, обагренной их кровью. И о мальчике, который отважно закрыл своим телом братишек и сестру, не думая о своем собственном спасении.
Рассказ так захватил ее, что к тому времени, как священник кончил, Леоноре пришлось отвернуться, чтобы скрыть слезы. Она подумала о своем детстве, прошедшем в холе и неге, в полной безопасности. Всю свою жизнь она принимала благополучие и довольство как должное.
