Жюльетта Бенцони - Чужой
Ферма, на которую он попал, выглядела хозяйством средней руки. Адам надеялся, что не встретит собак. Хотя это его не очень тревожило, он обычно неплохо ладил с животными, и потом, несмотря ни на что, он вовсе не напоминал бродягу. В худшем случае, если его застанут на месте преступления, он заплатит, но луидор в его руке может вызвать подозрения. Особенно если весть о его бегстве уже достигла этих краев.
Мальчик прошмыгнул во двор. К нему подошла собака и дружески вильнула хвостом. Обнюхала его и, очевидно, решив, что пришелец не представляет угрозы, убежала в огород. Адам на цыпочках вошел в дом...
В ноздри ударил одуряющий запах щей. Он исходил из огромного котла, который потихоньку кипел на чугунной печке, и показался голодному мальчугану в сто раз аппетитнее, чем изысканнейшие блюда, которыми Клеманс Белек кормила обитателей Тринадцати Ветров. Обед был явно приготовлен на дюжину человек – длинный деревянный, со следами жира стол, отполированный до блеска локтями едоков, был накрыт. Котел показался Адаму чересчур тяжелым, он даже побоялся приподнять крышку. Но поесть-то все же надо было раздобыть! Это оказалось несложно. В ларе он нашел начатый каравай хлеба и быстро отрезал от него большой ломоть. В шкафу лежал завернутый в тряпицу окорок, он был небольшим, и мальчик решился отрезать только малюсенький кусочек. Затем увидел на полке три крута сыра, схватил один и тут же почувствовал угрызения совести – он занимается самым настоящим воровством, и голод его вовсе не извиняет. Обитатели этого дома не слишком богаты, это сразу бросалось в глаза. Надо было им что-то оставить взамен. Адам вытащил кошелек, достал оттуда один луидор и аккуратно положил его сверху на окорок. Плата, конечно, была более чем щедрой, но Адам никогда не отличался жадностью. Он только подумал, что сделка будет более честной, если он наведается в курятник и проверит, не снесли ли куры яичек...
Он нашел два прекрасных светло-коричневых яйца, завернул их в платок, решив съесть перед тем, как отправится в путь. Наконец, набрал в крынку из-под принесенного Амелией молока колодезной воды и, еще раз удостоверившись, что никто его не видел, вновь забрался в сарай и стал дожидаться вечера...
Впрочем, не без тревоги. На этот раз погода не благоприятствовала празднику Всех Святых: день был серым и ветреным. Приоткрыв дверь, мальчик видел, как за колокольней проносятся по изжелта-серому небу сизые облака. Время от времени ветер приносил переполненные водой тучи, и те проливались на землю ледяным ливнем. Колокола возвестили об окончании обедни, потом пригласили верующих к вечерне, звонили они со всевозрастающей меланхолией, их перезвон то ясно слышался, то стихал, в зависимости от силы дыхания небес.
Дневной свет постепенно угас, мальчику стало не по себе. Он вдруг почувствовал себя одиноким и несчастным, а то, что его ждало, только подливало масла в огонь. Впервые он с грустью подумал о доме. Как было хорошо на кухне у Клеманс в плохую погоду, они сидели возле камина и поджаривали все, что попадалось под руку: кусочки яблока, каштаны или просто ломтики хлеба, на которых аппетитно таяло масло... Впечатление было таким сильным, что Адаму даже почудился запах поджаренного хлеба. Еще была его комната, которую он очень любил, и спрятанные в ней сокровища. Элизабет, конечно, помешает «самозванцу» завладеть ими, но все равно тяжело со всем этим расставаться. Да и вообще он может умереть, так и не добравшись до Гавра.
Адам подумал о смерти лишь на мгновение, но это было так тяжело, что решимость бежать чуть не оставила его. Если пойти побыстрее, то можно добраться до Тринадцати Ветров, пока не закрыли двери и ставни. Искушение было очень сильным, но тут мальчик вновь увидел лицо незнакомца, которого ему пытались навязать в качестве брата, его зеленые, светящиеся ненавистью глаза, казалось, они смеются над ним и предупреждают: «Я приехал занять твое место, потому что я больше на него похож!» В сердце Адама опять всколыхнулась ярость. Бледный же у него будет вид, если он теперь вернется. Тот, другой, поднимет его на смех. Нет! Об отступлении не может быть и речи! Только добравшись до своего рая, он даст о себе знать близким, а потом, чуть позже, как и обещал, заберет к себе Амелию.
Набравшись мужества, Адам собрал вещи, аккуратно уложил остатки пищи, выпил два яйца, надвинул капюшон на самые брови и покинул свое временное пристанище.
Было уже совсем темно, когда он наконец добрался до Барфлера. Сквозь щели в ставнях пробивался желтый свет зажженных свечей. Завтра – День поминовения усопших, и сейчас в каждом доме молились об умерших родственниках, просили Господа успокоить скитающиеся души. Иногда Адам слышал обрывки молитвы, иногда – нестройное песнопение. В другой раз он нашел бы это забавным, но не сегодня, слишком зловещая выдалась ночь – ветер, буря, мечущиеся по небу тучи, разбивающиеся о скалы волны. Адам подумал, что спокойно мог бы еще сутки просидеть в своем сарае: ни один моряк не выйдет в море в День поминовения усопших.
Адам еще раз подумал, а не возвратиться ли ему назад, но вдруг услышал приближающиеся шаги и припустился вперед по улице Святого Фомы, главной улице города, ведущей прямо к морю. Он пробежал мимо Голубого замка, в котором сейчас располагалась кузница, затем мимо старого рынка – просто крыша на четырех каменных столбах, – осторожно спустился вниз к морю. Дорога была глинистой и скользкой, телеги торговцев дарами моря застревали на ней по самую ступицу, одна и сейчас торчала на самой середине, потом обогнул старую церковь из серого гранита с приземистой квадратной башней и наконец оказался возле дамбы, вдоль которой стояли самые большие суда.
Ну вот, наконец, и то, что он искал: два рыбацких судна, наверняка самые крупные в Барфлере, уже расцвеченные флагами и готовые принять на борт тех, кто отправится встречать в Гавр первого человека в государстве. Суда слегка покачивались, натягивая скрипящие тросы, но, несмотря на спазмы в желудке и гложущую сердце тревогу, Адам решил, что они все же выглядят надежно, может, из-за их размеров, а может, из-за широких корпусов, которые делали суда похожими на люльки. Был час прилива, и суда находились почти на уровне дамбы. Стоило только сделать шаг, и ты уже на борту, и не нужно спускаться вниз по высеченным в стене, скользким от налипших водорослей ступеням.
Однако Адам в раздумье стоял на дамбе, все еще не решаясь сделать последний шаг, вновь во власти преследовавших его демонов страха. «Есть ли у меня другой выбор?» – думал он, но тут как бы в ответ на его немой вопрос сзади вновь послышались шаги. Небо на минуту очистилось от туч, в лунном свете Адам увидел у входа на пирс силуэты двоих мужчин. Тогда без дальнейших колебаний он прыгнул на судно и принялся искать, где бы спрятаться. Заметив небольшой трап, ведущий в трюм, Адам поспешил спуститься по нему и вскоре очутился в кромешной тьме, которая тут же ассоциировалась у мальчика с адом. Только в этом аду одуряюще пахло рыбой и рассолом.
