Сьюзен Джонсон - Запретный плод
Пять минут спустя, полулежа на диване, она с аппетитом поглощала лосося и, поймав взгляд Этьена, сказала:
— Не стоит быть таким самодовольным. Лучше положи мне еще кусочек.
— Мне позволено произнести по этому поводу чтонибудь патетическое?
— Нет, если тебе дорога жизнь.
Герцог засмеялся и добавил ей еще немного лосося. В тишине он наблюдал, как она ест, посмотрел, как она облизала вилку. После небольшой, но сосредоточенной паузы она произнесла:
— Там, в этом блюде, конечно, есть чтото возбуждающее, не так ли?
— Вряд ли. Габриэль говорила мне, что это их семейный рецепт для свадебного ужина.
— Что там было? — несмотря на опровержение, она ощущала, как чувственное желание медленно, но неуклонно поднимается в ней.
Этьен только пожал плечами. Он был слишком далек от кухни.
— Меня не спрашивай, но, если хочешь, я позову Габриэль и спрошу у нее.
— Нет, нет, — поспешно отказалась Дейзи. Ей сейчас вовсе не нужна была дополнительная компания.
— Хочешь лесной земляники или чашечку чая?
— Ты что, ничего не чувствуешь? — спросила она, удивляясь, как можно говорить о пище, в то время как ей казалось, что шелковая рубашка на ней превратилась в пылающий костер.
— Конечно, чувствую. Еще шампанского?
— Нет, спасибо. — Наклонившись с дивана, она поставила свою тарелку на пол, затем, выпрямившись, расстегнула рубашку. Улыбаясь герцогу, который отставил в сторону свой фужер с шампанским, Дейзи медленно спустила рубашку сначала с плеч, затем с рук, пока она не соскользнула на подушки. Подняв оголенные руки, она вытянулась на подушках.
— Я жду обещанную награду, — улыбнулась она, подарив ему пылкий взгляд.
Это была самая совершенная из всех женщин, которых когдалибо видел Этьен. Красивая, стройная, грациозно скрестившая длинные ноги, с возлежащей на спинке дивана рукой, она была мечтой любого мужчины. Изза поднятых рук ее роскошная грудь приподнялась и была похожа на райский плод, мягкий и сочный, ожидающий его прикосновения. Ее соски затвердели и упруго, вызывающе торчали (явный результат заливного лосося Габриэль). Этьен представил себе, что будет, если он начнет их целовать. Когда его взгляд переместился к горячему влажному месту между бедер, она чуть вздрогнула, словно он дотронулся до него.
Герцог протянул ей руку и сказал только одно слово: «Пойдем», — зная, что она повинуется. Он наслаждался каждым ее движением, когда она поднялась, чтобы подойти к нему. Ее теплая рука скользнула в его ладонь, он прижал желанную женщину к себе, и в эти мгновения, прежде чем соприкоснулись их губы, воздух между ними казался густым и горячим. Первое касание губ — легкое и нежное. Ее маленький горячий рот и его охлажденные шампанским прохладные губы прикоснулись друг к другу, и это опалило их тела и чувства, возбуждая еще большее желание, и так уже зажженное хитрым деликатесом Габриэль. Слившись в поцелуе, они задохнулись, ошеломленные своей потребностью друг в друге.
— Диван слишком мал, — выдохнула Дейзи.
— Тогда я покажу тебе мою яхту, — он уже тянул ее за руку к выходу из павильона, к реке.
Они шли вместе под густыми ветвями ив по дорожке, покрытой мхом, пружинящим под ногами, и легкая прохлада овевала их разгоряченные тела.
— Подожди, — вдруг сказала Дейзи, невыносимо желая дотронуться до него, и, вскинув руки, взяла в ладони лицо и притянула к себе, чтобы поцеловать. Если бы Эгьен не знал о комфорте, ожидавшем их на яхте, он прямо сейчас опустил бы ее на землю.
— Нет, — он мягко отстранился. — Подожди.
Подняв ее на руки, он быстро одолел оставшееся расстояние до лодочной станции, открыл ногой дверь, несколько секунд стоял в полумраке, привыкая к темноте. Дейзи покусывала мочку его уха, нашептывая такие соблазнительные пожелания, что герцог поспешно перебежал через мостик на яхту.
Судно, построенное лет сто назад, предназначалось для речных увеселительных прогулок. Верхняя палуба была очень большой, приспособленной для оркестра и танцев, зато нижняя была предназначена для действий более интимного характера. Щедро отделанная позолотой в стиле рококо, главная каюткомпания была расписана картинами, на которых пастухи и пастушки занимались любовью. Но все затмевала собой огромная золотая кровать.
— Откуда все это? — спросила Дейзи со смесью любопытства и робости. Овальная кровать была дополнена всякими любопытными вещами, предназначенными для соблазнения и любви, — великолепная работа золотых дел мастеров экзотического Востока.
— Из гарема.
— Ты, вероятно, часто пользуешься этой забавой, — сухо заметила она.
— Кровать покупалась вместе с яхтой, — пояснил он, укладывая ее на шелковое покрывало и стараясь сохранить серьезность. — Прежним владельцем был русский князь. У него оказалась ревнивая жена, и он вынужден был продать все это. — Ее ревность даже забавляла герцога, но он все же счел нужным пояснить: — В отношении меня кровать девственна, как мои монахини, так что успокойся, мои шери.
— Твои монахини? — не удержалась Дейзи, делая ударение на первом слове.
— Ради Бога, Дейзи, будь благоразумной. — Он мог бы сказать, что и так имел всех женщин, которых хотел, без того, чтобы вторгаться в женский монастырь, но знал, что плата за откровенность будет слишком высокой.
Дейзи, вероятно, осознав всю нелепость своей ревности, тут же спохватилась.
— Извини.
Она сидела посреди золотой кровати, восхитительно нагая, и чуть улыбалась.
— Я должен был ответить иначе? — спросил он, стягивая рубашку и пристально глядя на нее с дразнящей улыбкой. Испытанный прием для пресечения любых возражений.
— Еще чего! Я бы тут же ушла.
— Далеко не ушла бы. — Его взгляд скользил по ее пышной груди, по впалому упругому животу и ниже, где темный шелк ее волос касался персикового цвета покрывала.
— Я могу сбежать от тебя, — она говорила очень тихо и убежденно.
— Возможно, — не стал спорить герцог. Он сомневался в такой возможности. Одна, обнаженная, а вокруг двадцать пять квадратных миль его владений. Эта мысль, опьяняющее чувство власти, еще больше распалила его.
— Я всегда побеждала, даже своих братьев, когда мы были детьми.
— Так, может, мне лучше запереть дверь? — спросил он с усмешкой, собираясь расстегнуть пуговицы на брюках.
И вдруг женский смех, плеск весел и резкий мужской голос грубо нарушили их уединение.
— Нет, перебрось веревку с правого борта на левый. Левый! О черт!
Чтото с шумом и треском врезалось в лодочную станцию.
— Дьявол! — рявкнул Этьен.
Он пытался понять, что происходит, когда хихикающий женский голос снаружи взорвался новым приступом смеха.
