Джоанна Борн - Черный ястреб
— Мы с тобой в постели. Ну что тут скажешь?..
Жюстина, которой доводилось произносить вслух немало непристойных слов, спеть немало непристойных песен, теперь не могла вымолвить единственного слова согласия.
— Ты хочешь… — Хоукер сделал неприличный жест.
Жюстина кивнула.
— Вот уж воистину скучный день, который не преподнесет никаких неожиданностей.
Хоукер отошел в сторону, снял куртку и повесил ее на вбитый в стену колышек. Под курткой оказался жилет такого яркого бордового цвета, что Жюстина непроизвольно зажмурилась. На специальном ремне, закрепленном на плечах, висел чехол для ножа, из которого виднелась рукоятка. Ремень был повешен на другой колышек. Хоукер закатал правый рукав и отстегнул еще один чехол с ножом. Широкие рукава его рубашки были несколько старомодными, но зато в них легко было спрятать оружие.
Хоукер разоружался. И это обнадеживало.
Слой растворившегося сахара в чашке Жюстины вращался на дне подобно шелковой ленте. Девушка пила чай, наблюдая за Хоукером поверх ободка чашки.
Когда он развернулся, она обнаружила, что он возбужден. Очень возбужден. По ее спине пробежал холодок, как если бы она вдруг сделала шаг в никуда, и сердце учащенно забилось.
Хоукер подходил к ней неторопливо, с безразличием хищной птицы, заходящей к своей жертве с тыла. Оказавшись рядом с Жюстиной, он облокотился на обрамляющие камин камни. При этом Хоукер совершенно не обращал внимания на то, что происходит у него в штанах. Он не собирался позволять собственному возбуждению руководить собой. Казалось, предложение девушки совсем его не заинтересовало.
Зато Жюстина совершенно не знала, что теперь делать Она сама искала этого, искала Хоукера. Но теперь происходящее привело ее в замешательство.
«Я не должна нервничать, — убеждала себя Жюстина. ведь я расстегивала штаны множеству мужчин».
Она представила, как гладит выпуклость на штанах Хоукера и как его плоть становится еще больше и настойчивее от ее прикосновения. Своими руками и губами Жюстина доводила мужчин до исступления. Слишком хорошо ее этому обучили.
Мысль об этом неотступно преследовала се. Она вспоминала не о голоде. Не об унижениях. Не о часах ожидании в коридоре, пока один из клиентов не позовет, чтобы причинить ей боль. И даже не о боли.
Жюстина часто просыпалась посреди ночи, дрожа и покрываясь потом от сознания того, что ей приходилось делать. Отрабатывать перед зеркалом соблазнительные улыбки. Сладко лгать и притворно восхищаться. Искусно ублажать многочисленных мужчин. Она не притворялась шлюхой. Она действительно ею стала.
Ей никогда не очиститься от этой скверны.
— Эй! — Хоукер обхватил ладонью щеку Жюстины. Она была теплой, потому что он недавно держал в руках чашку с чаем. — Эй, Сова! Это всего лишь я.
Ничто не могло быть более мужественным, чем эта твердая шершавая ладонь, лежащая на щеке Жюстины. Она вдруг стала предметом решительного и сосредоточенного желания. И желал ее Хоукер. Желание вызвало напряжение в его душе и теле. Такое же острое и неумолимое, как один из его ножей. Жюстина прочла это в единственном прикосновении к ее лицу.
Вскоре он войдет в нее, и она его примет.
Мужчина. Внутри нее. Жюстина ждала, что ее настигнет одуряющий приступ тошноты, но этого не случилось.
Хоукер провел подушечкой большого пальца по скуле девушки, ощущая мягкость ее кожи. Странно было обнаружить, что такая женщина, как Жюстина Дюмотье, оказалась мягкой и нежной на ощупь. Ее зрачки превратились в крошечные темные точки.
Прикосновение к коже Жюстины приводило Хоукера в смятение, поэтому он убрал руки и сложил их на груди.
— Почему я? Почему здесь? Почему сейчас?
— Ах вот оно что! Тебе нужны причины?
Жюстина сжалась, ссутулила плечи и мрачно посмотрела на молодого человека.
— Я слышала о тебе много интересного, и мне стало любопытно. Неужели так странно, что я хочу приятно провести вечер с… со старым другом? Когда-то мы были почти друзьями, разве нет? Хотя это и мешало нам. Так что нет причины, по которой мы не могли бы доставить друг другу удовольствие.
— Удовольствие? — Стало быть, она не питала к нему страсти. Ничто в Жюстине не выдавало этого.
— И часто ты это делаешь? Ложишься в постель с мужчинами?
Ты знаешь, кто я такая. Нет ничего, чего бы я не знала о плотской стороне взаимоотношений. Но ведь это не ответ на вопрос Хоукера…
Жюстина подняла свою чашку и уткнулась в нее лбом, спрягав лицо. Спрятав глаза.
— Не так уж удивительно, что я хочу переспать с тобой. Я давно заработала определенную репутацию. А про тебя говорят, что в постели ты настоящий жеребец. Однажды я остановилась на постоялом дворе в Милане, принадлежащем двум вдовам. Они много чего о тебе порассказали.
Милан. Веселые вдовушки. Ну да. Хоукер вспоминал о них с теплотой. И не только потому, что они оказались весьма гостеприимны и многому научили его в постели. Готовили они божественно.
— Я предложил на них жениться, но они отклонили мое предложение.
— Они восхищались твоими умениями. Ты наверняка покраснел бы до корней волос, если бы услышал, что они о тебе говорили. Они упомянули также о глупенькой кухарке, которую ты отослал прочь из своей комнаты, сказав, что будешь ждать ее, когда она немного подрастет.
— Получается, что я само совершенство. — Хоукер присел на корточки возле Жюстины. чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Что ты задумала. Сова?
— Ничего дурного, поверь. Всего лишь несколько часов в постели с таким искусным любовником как ты. С тобой я, возможно… — Она залпом допила остатки чая. — Я пришла сюда без всякого намерения. Но теперь это кажется неизбежным, как если бы было уготовано судьбой. Я думала об этом больше года.
— Думала о том, чтобы переспать со мной?
— Иногда. Я представляла других мужчин, но они не… — Руки Жюстины слегка задрожали, когда она обхватила пустую чашку. — Когда я встречалась с ними, от моей решимости не оставалось и следа.
Хоукер давно уже дал себе зарок не связываться с женщинами, находящимися в плену многочисленных кошмаров. И все же он чаще нарушал, чем соблюдал это правило. Если у него осталась хоть капля здравого смысла, он выйдет сейчас под дождь и поищет ночлега в доме Дойла.
Но Сова дрожала. Такая женщина, как она, и боялась.
И — да простит его Господь! — Хоукер хотел ее. Он гнал эту мысль прочь, но она возвращалась снова и снова. Жюстина превратилась в женщину. Господи, у нее появилась грудь. И судя по всему, очень красивая. Хоукер практически ощущал на своих губах ее вкус. Но он не собирался терять голову из-за привлекательного женского тела. Даже если оно принадлежало Сове.
