Симона Вилар - Светорада Золотая
Ягода к ягоде наклонилась, Ягода с ягодой сговорилась…
Голоса девушек лились звонко и плавно, да и сами плясуньи были все как на подбор: стройные, длиннокосые, в длинной белой одежде, словно лебедушки, с пышными венками на голове. Любуясь девицами, Игорь не сразу разглядел среди них свою нареченную. Заметил вдруг оживление среди гостей, увидел, как плясуньи красавицы стали расходиться, мелькая белыми рубахами, словно березки в роще, а за ними появилось некое сияние.
Было ли так все задумано заранее или от дочери варяга Эгиля и смолянки Гордоксевы и впрямь лился свет, но она показалась Игорю яркой, лучистой, будто сотканной из блеска и огня. «Просто свет так падает на девку», – одернул он себя, однако продолжал во все глаза смотреть на идущую через обширный двор княжну.
Она была величавой и нарядной. Ее длинные распушенные волосы, спускаясь волнами из-под сверкающего очелья, обтекали небольшую фигурку, как расплавленное золото. Белое парчовое платье мерцало, красиво ниспадая до земли, на широких рукавах блестели нашитые золотые круги. И держалась Светорада столь горделиво, словно всеобщее внимание не смущало ее, а придавало уверенности. Никакого волнения, положенного девице на смотринах, никакой робости, одна величавая краса и светлая улыбка.
Миновав не торопясь двор, она ускорила шаг, почти взбежав на ступени крыльца, к верхнему столу, и этот ее порыв будто взбодрил толпу, так что, когда она кинулась на грудь поднявшемуся из-за стола Эгилю, а потом весело оглянулась на гостей, те взорвались криками и здравницами, поднимая чаши, ликовали, словно появление княжны одарило их великой радостью.
Князь Эгиль, уже достаточно хмельной, гордящийся своей дочерью, громко воскликнул:
– Вот она! Вот она краса Смоленска, княжна Светорада! И это я ее породил!
Гордоксева пыталась было урезонить мужа, тянула за рукав, но Эгиль только смеялся, слушая крики собравшихся, целовал дочь, прижимал к себе. Тут и Олег поднял кубок за здоровье Светорады. Игорь же, наоборот, ощутил некую досаду, оттого что при появлении княжны о нем забыли. С чего это все, словно одурев, славят девку, не обращая внимания на прибывшего сватать ее жениха? Отчего все так носятся с ней, когда тут собрались князья и самые прославленные воины? Ни одной славнице такое возвеличивание не пристало, будь она хоть трижды княжьего рода.
Тут он заметил, что прильнувшая к отцу Светорада внимательно глядит на него. И улыбнулась безо всякого смущения. Ее глаза показались Игорю почти черными, в то время как сама она светилась и сверкала, будто золоченая драгоценность.
– Пляши, Светорада! – вдруг громко приказал Эгиль. – Пляши для отца своего и всего честного народа!
Игорь растерянно взглянул на Олега, ожидая, что тот остановит хмельного Эгиля, напомнит, что эта нарядная девушка уже предназначена Игорю и все они собрались, чтобы огласить обручение, а не для того чтобы его невеста тешила людей подобно скоморохам. Однако Олег сейчас, казалось, тоже был увлечен всеобщим ликованием и поднял кубок, требуя танца.
Игорь ощутил досаду. «Носятся с ней, как с писаной торбой!» – раздраженно подумал он. Глядя поверх зажатого в руке кубка, Игорь наблюдал, как Светорада под устремленными на нее взглядами легко сбежала на двор, остановилась на свободном пространстве перед крыльцом, тряхнула длинными кудрями. Гости вокруг гомонили, однако, едва раздался перезвон гусельных струн – переливчато, неспешно, словно исполнители только выбирали плясовую, – шум стал стихать.
Княжна стояла, уперев маленькие руки в бока и чуть поводя плечами в такт музыке. Ее темные брови изогнулись лукаво, она искоса бросила взгляд на гостей и вдруг по-лебединому взмахнула руками, так что широкие рукава разлетелись крыльями. И пошла, поплыла по кругу, разведя руки, приподняв кисти, звеня скользящими по руке браслетами.
Музыка зазвучала громче, веселее, к переливам струн теперь добавились мелодичные звуки поющего рожка, а княжна все плыла, ускоряя шаг вслед за нараставшей мелодией. Ее руки то взлетали над головой, то опадали, легче становился шаг, быстрее неожиданные повороты. Она плыла, кружилась, приплясывала, потом, подхватив длинный подол, стала перебирать быстрыми и ловкими ногами, выбивая каблучками дробь. Так плясали и девушки в весеннем танце, но во всех движениях княжны были такая грация, такая восхитительная легкость и красота, что гости не могли оторвать от нее глаз, прихлопывали, стучали кубками о столешницы, забыв о вине, а когда ритм ускорился, когда княжна закружилась, то взмахивая руками, то отступая, а потом вновь полетела, распушив золотое облако волос, двор взорвался криками. Они переросли в восторженный рев, когда девушка стремительно остановилась, ее подол обвился вокруг ног, а она рассмеялась, глядя вокруг, и стремительно бросилась на крыльцо, спрятав сияющее лицо на груди отца.
Игорь тряхнул головой, отгоняя наваждение. «Да ей впору с мавками плясать на заре, а не жить среди людей». Он видел, как радостно шумящие гости выходили из-за столов, спешили к крыльцу, выкрикивая здравницы и благие пожелания княжне. Все были оживлены, веселы, не столько от выпитого, сколько от какой-то непонятной радости, охватившей их после пляски Светорады.
Игорь не сразу ощутил на себе взгляд Олега, но Вещему все же была дана великая сила, и, когда он поднял руки, призывая к вниманию, захмелевшие разгоряченные гости начали успокаиваться, отступая от крыльца и глядя на великого князя Руси.
Наконец, когда гомон стих, Олег поклонился Эгилю Смоленскому и громко спросил: готов ли тот отдать его воспитаннику Игорю сыну Рюрика руку своей дочери Светорады? Эгиль ответил согласием, поблагодарил за оказанную честь, а Игорь вновь ощутил на себе веселый оценивающий взгляд княжны. Когда же князья ударили по рукам, а люд вокруг разразился радостными восклицаниями, Светорада первая шагнула к Игорю. Он подумал, что раскрасавица княжна могла хотя бы глаза опустить для приличия, так нет же, пялится и хохочет, а он даже смутился, словно юнец неопытный, чувствуя, как она окидывает его быстрым взглядом с ног до головы. «Словно коня при покупке оценивает», – мелькнула неприятная мысль. У него появилось ощущение, будто не Светораду сговаривают за него, а его привезли в подарок Смоленской княжне.
Однако когда наконец стихли громкие приветственные крики, все пошло по обряду. Светорада с поклоном поднесла Игорю чашу вина, он испил, а потом, как положено, надел ей на палец перстень. Перстень был богатый: со сверкающим темным топазом в окружении более мелких светлых алмазов. Топаз был величиной с ноготь большого пальца, и все это великолепие держалось в оправе из золота. У Светорады даже дыхание перехватило от такой красоты.
