Сделка с герцогом - Валери Боумен
– Будем надеяться, что не узнает. Спасибо за интересную беседу, леди Вероника.
– Пожалуйста, не называйте меня так! Ну какая я леди? Зовите просто по имени.
В то утро, тихонько вернувшись в спальню, сонная, счастливая и полная непозволительных мечтаний о друге своего брата, Вероника вытащила неплотно прилегавшую паркетину, ножом для вскрытия писем нацарапала на ней свое признание, вернула доску на место и прикрыла ковром. Рассказывать об этом было нельзя – и все же она разрывалась от желания хоть кому-то, хоть как-то поведать свой секрет. Вероника задумчиво улыбнулась, думая о том, что все эти годы паркетная доска верно хранила ее тайну.
После этого они с Себастьяном встречались еще несколько раз, когда он бывал в гостях у Джастина, хотя больше не проводили столько времени наедине, как в ту первую ночь. Он сдержал обещание и научил ее тасовать колоду карт, даже объяснил правила нескольких игр.
И едва ли можно считать случайностью, что никто из молодых джентльменов не привлек ее внимания в год, когда Вероника начала выезжать. И на второй год. И на третий. В каждой толпе она искала взглядом того единственного, кто станет для нее идеальной парой, и не находила – ведь Себастьян среди них не появлялся. Наконец, через четыре весны после своего первого бала, она вынуждена была взять свою судьбу в собственные руки – и попросила Джастина пригласить Себастьяна к ним на ужин. Неизвестно уж, что брат об этом подумал, но сказал только: «Отличная идея, Вероника! Я не видел Эджфилда уже целую вечность!»
К тому времени отец Себастьяна уже умер, и он стал герцогом. Из газет она знала, что он пока не женат. Когда он пришел на ужин – это было в самом начале ее пятого сезона, – Вероника рассадила гостей за столом так, чтобы оказаться с ним рядом, весь вечер они весело болтали, а потом как бы невзначай она спросила, не собирается ли он на бал к Данвуди.
Весь этот сезон пролетел как во сне. На следующий день после бала Себастьян приехал с визитом и вместо предсказуемых цветов, которыми заваливали ее другие соискатели, привез в подарок новенькую колоду карт.
А три месяца спустя Вероника уже стояла с ним перед алтарем. И первые недели после свадьбы, несмотря даже на инцидент с его матерью и неприятный разговор после, стали для нее чистым блаженством. В эти два месяца она любила всем сердцем и была так счастлива, что забыла обо всем на свете.
А потом получила записку от Мелиссы.
И Себастьян признался, что ей солгал.
Вероника задумалась, не сводя глаз с паркетной доски. Она знала – всегда знала, даже пятнадцатилетней девочкой, – что любит его. И Джастин оказался совершенно прав. Тревожась о том, как бы не выбрать неправильного мужчину, она не заметила, что выбрала правильного. В то мгновение, когда Себастьян признался во лжи, она позволила овладеть ею страху – тому, что преследовал ее все годы отрочества, когда она снова и снова слышала скандалы родителей, страху, который убеждал ее, что ложь прощать нельзя.
Она не хотела признать, что тот страх был основан на заблуждении. Да, Себастьян солгал, но это была не та ложь, которую не прощают, да и произошло это всего лишь раз. Непростительным было ее поведение. Она поступила как жестокая твердолобая эгоистка, высокомерная фарисейка, готовая моментально осудить и отвергнуть. Вместо того чтобы отталкивать мужа, следовало бы во всем разобраться, но она с ходу предположила самое худшее и отказалась не только простить и понять, но и просто выслушать.
Голова у нее раскалывалась, и эхом звучали в ней слова деда: «Любовь – это труд, изо дня в день, без перерывов». Когда дед говорил это, Вероника даже по-настоящему не слушала: была слишком уверена в себе, убеждена, что она права, а Себастьян – нет, – но теперь понимала всю мудрость этих слов – и с горечью сознавала свою ошибку.
Она сама приняла решение быть несчастной, сказал и Джастин. И он тоже прав. Она обрекла себя на два года страданий, когда оттолкнула мужа и отказалась его слушать из-за страха поверить лжецу. Быть правой оказалось для нее важнее, чем быть счастливой, а теперь слишком поздно… Нет, для истинной любви не может быть слишком поздно, но где она, истинная любовь?
Она опять встала и с зажженной лампой в руках подошла к письменному столу. Нет, письма будет мало. На месте Себастьяна, получив письмо в таких обстоятельствах, она бы не стала даже его вскрывать, сразу бросила бы в огонь. Ждать до завтра и отправляться к Себастьяну, чтобы топтаться там перед закрытой дверью, она тоже не собиралась. Нужно точно застать его дома и сделать так, чтобы он ее принял. Может быть…
Идея, что пришла в голову, была безупречна. Снова схватив лампу, Вероника поспешила к дверям спальни и, распахнув дверь, быстрее ветра помчалась по коридору в комнату брата. Если Джастин спит, придется его разбудить. Наконец-то она придумала кое-что убедительное!
Глава 20
Казалось, уже несколько часов Себастьян смотрел на этот распроклятый лист веленевой бумаги. Сколько ни пытался написать Веронике письмо с предложением расторгнуть брак, из-под пера выходила какая-то чушь. Наверное, лучше объясниться лично. Однако это значит, что ему придется к ней поехать, а ей в свою очередь придется его принять… Он воткнул перо в чернильницу и со вздохом оперся лбом на руку. Когда все стало так сложно? Губы его тронула невеселая улыбка. Ответ очевиден: когда он согласился снова увидеть жену и провести с ней Рождество.
Он встал и, снова тяжело вздохнув, повернулся к кровати. Может, попробовать поспать? А утром верные слова найдутся сами… Но, едва он сделал шаг, что-то с силой ударилось в окно, а вслед за этим глухим ударом послышался какой-то дробный перестук.
Себастьян подошел и выглянул в окно, выходящее на улицу, однако ничего не увидел, стекла были покрыты морозными узорами, – но странный перестук продолжался. Вернувшись к письменному столу, Себастьян достал из ящика нож для открывания писем и, подойдя к окну, принялся счищать изморозь и оттирать ее краем рукава. Тихий неравномерный стук продолжался. Счистив наконец достаточно, чтобы выглянуть наружу, Себастьян увидел… камешки. Кучка мелких камешков, освещенная луной, лежала в снегу на крыше под его окном. Пусть так! Но был сильный глухой удар – что это? Он отворил окно и высунулся наружу, опираясь руками о подоконник и вглядываясь в темноту.
Перед окном, поверх крыши, он смутно различил верхнюю часть деревянной лестницы. Что за?.. Не веря своим глазам,
