Анатомия любви - Дана Шварц
– Девять, или я отвезу его прямиком в Старый город и продам цирюльнику на Хеймаркет-стрит. Он хороший покупатель, всегда платит, сколько скажу.
– Восемь гиней и три шиллинга, – сказала Хейзел. Она протянула ладонь с лежащими на ней тяжелыми монетами.
Джек засомневался, но затем все-таки смахнул их в свою ладонь.
– Идет.
Спрятав деньги в карман, Джек эффектно сдернул простыню, открыв сморщенный труп – женского пола, словно усохший и покрытый восковым налетом. Подземелье заполнила мешанина запахов: сладковатый, тошнотворный запах гниющего мяса и тухлых яиц, тяжелый мускусный дух от личинок.
– Вот, – сказала Хейзел, протягивая Джеку апельсин, утыканный семенами гвоздики. Другой такой же она уже поднесла к носу. – Помогает от запаха.
Джек взял его с благодарностью.
– Об этом ты тоже прочитала в книге?
– Вообще-то да, – подтвердила Хейзел.
У покойницы были холодные голубые глаза и волосы как солома. Навскидку Хейзел могла предположить, что они были ровесницами. Женщина – девушка – жила в тяжелых условиях, это Хейзел читала по ее телу, как по раскрытой книге. Ноги у нее были обмороженные, с искалеченными плохой обувью ступнями. Ногти были желтыми и обломанными. По всем конечностям змеились цепочки синяков. На затылке, там, где ее соломенно-желтые волосы были сбриты, виднелись шрамы и круглые следы, оставшиеся, видимо, после кровопускания. Девушка попадала в больницу для бедных, и ее лечили, пуская кровь при помощи ланцета и горячих банок. Хейзел никогда не видела подобной процедуры, но читала о ней. Глядя на следы – яркие, багровые, идеально круглые синяки, словно покойная сражалась с каким-то чудовищем из морских глубин, – Хейзел решила, что эта процедура намного более жестока, чем описывается в ее книгах.
У девушки был еще один шрам, длиной не менее тридцати сантиметров, идущий по центру, между ее грудями, и зашитый такими аккуратными стежками, что те были практически невидимы.
Хейзел задумалась, что за болезнь потребовала такой операции. Возможно, кто-то пытался спасти девушке жизнь.
Джек получил свои деньги, но не спешил уходить, из-за плеча Хейзел разглядывая тело.
– А она… ну, знаешь… это из-за лихорадки?
– Римской лихорадки? – растерянно переспросила она.
Джек кивнул. До него доходили слухи. Священник, отпевавший ее, на похоронах молился о том, чтобы Господь дал им лекарство.
– Нет, – заверила Хейзел, – определенно нет.
Джек подошел ближе.
– Откуда ты знаешь? Все говорят, что она умерла от этого!
– Правда? Нет, вот, смотри… – Хейзел использовала простыню, чтобы повернуть тело и показать Джеку ее чистую спину. – Нет бубонов. Ни одного фурункула. Именно из-за них римская лихорадка получила свое имя.
– А не потому, что пришла из Рима? – Раньше Джек неоднократно слышал, как рабочие в Ле Гранд Леоне кляли «этих проклятых итальяшек» за болезнь, которая угрожала их заработку.
– Нет, конечно нет. Дело в том, что одним из главных симптомов, помимо жара, считаются фурункулы, наполненные кровью. И когда они лопаются, то становятся похожими на раны от ножа. Как у Юлия Цезаря на ступенях Сената. В Риме. Plaga Romanus.
– Из книги? – спросил Джек.
– На самом деле это я знаю из личного опыта.
Джек подошел еще на полшага ближе.
– Ну и, – спросил он, – ты сможешь сказать, от чего она умерла?
В ответ Хейзел подняла самый большой нож и сделала длинный вертикальный надрез на груди трупа, как доктор Стрейн делал в классе. И замерла, неверяще глядя вниз. Затем посмотрела на Джека, опять на труп и снова на Джека.
– Так случилось, – все-таки произнесла она, – что я совершенно точно могу сказать, от чего она умерла. У нее нет сердца.
– Сердцебиения. Ну да, она ведь мертва – это и я могу тебе сказать.
– Нет, – возразила Хейзел. – Смотри. У нее буквально нет сердца.
Джек заглянул в разверстую пропасть вскрытой грудной клетки. Там все было таким красным и таким влажным, что он не мог понять, куда смотреть.
– Вот здесь. – Хейзел ножом указала в центр груди девушки. – Сразу за грудной клеткой. Перед легкими.
– Я ничего не вижу, – признался Джек.
– В том то и дело.
Сердце пропало. На его месте ничего не было. Пустое место в окружении других органов и темноты с алыми бликами от пламени свечи. Вены грубо прижгли, большие артерии наглухо зашили. Сердце из груди не было вырвано каким-нибудь животным – его украли.
– Так, значит, – заговорил Джек, чтобы удержаться на ногах прислоняясь к сырой стене подземелья и при этом чуть не подпалив куртку факелом, – кто-то вскрыл ее и… и… вырезал сердце? Исусе, зачем?
Хейзел посмотрела на тело. Даже со вскрытой грудной клеткой девушка почему-то все равно выглядела безмятежной.
– Может, у нее имелись враги. Ты знаешь, кем она была? Как ее звали или еще что-нибудь?
Джек покачал головой. На кладбище было слишком темно, чтобы разглядеть надпись на надгробии.
– Возможно, это несчастный случай, – тихо предположила Хейзел. Она снова посмотрела на следы от кровопускания. – Возможно, ее доставили в больницу для бедных, а там пытались спасти, но не знали как.
– Спасти от чего?
На это Хейзел могла только пожать плечами.
Джеку хотелось остаться. Он не мог объяснить этого – просто хотел, чтобы появилась причина задержаться, стоять вплотную к Хейзел и вдыхать металлический запах молнии, исходящий от нее, вместе с запахом бергамота и оливкового мыла. Хотел наблюдать за тем, как ее руки – уверенные, не покрытые перчатками – делают свое дело. Ее лицо, невероятно прекрасное в своей четкости, застыло, отражая глубочайшую сосредоточенность.
– Ну, мне, пожалуй, пора, – выдавил из себя Джек. Он собирался отдать ей апельсин с гвоздикой, но Хейзел лишь отмахнулась.
– Оставь до следующего раза.
– А будет и следующий раз? – спросил Джек.
– А ты готов отказать денежному покупателю, Джек Каррер?
– Даже и не думал. Но, кажется, мне бы стоило спросить милую леди, что она собирается делать со всеми этими мертвыми телами.
– Я думала, что теперь это очевидно, – удивилась Хейзел. – Я учусь.
Джек открыл было рот для ответа, но лишь вздохнул, с веселым недоумением покачав головой.
Затем выкатил тачку к маленькой двери из подземелья и чернильно-черной траве за ней.
– Джек, мне нужно тело того, кто на самом деле болел лихорадкой… если получится такое найти. Хочу исследовать его. Хочу понять, смогу ли я найти лекарство. – До сих пор она ни разу не говорила вслух, даже себе самой, что ее цель – найти лекарство от римской лихорадки.
Джек не стал шутить или смеяться над ней. Он просто кивнул.
Хейзел вложила еще пару монет в его ладонь.
– Плата, – сказала она. – Наперед.
– Посмотрим, что можно сделать.
Хейзел снова повернулась к телу.
Джек замер в дверях, глядя, как она пару раз глубоко вздыхает, чтобы успокоиться,
