Бронуин Уильямс Бронуин Уильямс - Покорение Гедеона
— Шшш, мужчина! Не говори мне такие алые слова! Мизус хорошенько ее выпорет ивовым прутом, если она вернется с бэби в животе!
На этот раз ошибки быть не могло: улыбка раздвинула широкое лицо Крау. Он не издал ни звука, а Лия смотрела на него и говорила себе, что он не самый красивый парень из тех, кого она видала, потому что у него слишком тонкие губы и слишком длинные волосы и пахнет от него китовым жиром и дымом, а не чистым, честным потом.
— Ах, женщина, этого человека не обдуришь. Ты можешь быть свободной, но белый народ опутает тебя самым худшим способом, какой только знает.
— Никакой белый народ не наложит снова свою руку на Лию. Я свободная и уйду с острова, если захочу. И пусть никто об этом не забывает.
Они уже шли почти по причалу, и мужчины, работавшие там, оборачивались и провожали их взглядом. Скорее Крау, чем Лию. На острове Портсмут не было негров. Лию знали все, и всем она давала решительный отпор. Люди, приходившие на пристань, относились к ней с ворчливым уважением. Они ценили независимость черной женщины. Потому что независимость — то качество, которое нужно каждому, кто надеялся выжить на этих мрачных штормовых берегах.
— Глянь, черт возьми, какое диво — на проклятый остров налетели черные птицы, — обратился один из работавших к своему напарнику. Тот кивнул и, оценив ширину плеч Крау, отвернулся и принялся снова размечать доски. Крау на пристани видели и раньше. И все знали, что он член одной из китобойных команд, которые работают в этих водах. Метис вызывал некоторый интерес. Небольшая кучка людей, которая выбрала остров Портсмут для того, чтобы сделать его своим домом, подозрительно относилась к любому чужаку.
— А теперь мне нужна моя корзина. — Лия устремила глаза куда-то вдаль, выше левого плеча Крау, и начала нетерпеливо притопывать маленькой, обутой в туфлю ногой по песку.
— Она нужна тебе пустая или наполненная рыбой?
— Пустая!
— Тогда я сначала ее наполню, чтобы увидеть снова, как вспыхнут дьявольским огнем твои глаза. — С этими словами Крау повернулся и направился к рыбаку, выгружавшему свою сеть на причал.
Перекинувшись с ним парой слов, Крау напряженной походкой зашагал к следующему. Лия наблюдала за его попытками, видела, как он переходил от одного рыбака к другому, и, к собственному неудовольствию, ее всякий раз передергивало, когда ему давали от ворот поворот. Она могла бы пойти с ним, ведь все рыбаки знали, что она работает у мизус. Они часто бросали ей в корзинку лишнюю рыбу, потому что, несмотря на слухи о спрятанном богатстве, жалели мизус, как пожалели бы любую женщину, оставшуюся без кормильца, с двумя озорниками на руках.
Наконец Крау вернулся к началу ряда. На этот раз он говорил дольше и глубже залез в карман. Рыбак протянул ему две рыбины, но Крау покачал головой и показал на две другие. Весь ряд мужчин, выгружавших сети, громко засмеялся, а потом Крау отошел от них с корзиной, но в ней были не «лягушки», а форель. Прекрасная крупная форель, за которую он заплатил в три раза дороже, чем она обычно стоила.
Лия приняла рыбу без малейшей благодарности, ведь она не просила этого мужчину брать у нее корзину и выполнять ее работу. Она бы приняла и «лягушек» и заставила бы мизус думать, что это хорошая рыба. А что подумает Деларуш, ей было наплевать, потому что он злой. Когда он пришел в дом первый раз, она посмотрела ему прямо в глаза, и в ней родилось «знание». Она увидела в них страшную жадность и коварство, и что-то темное, тлевшее в глубине, будто куча угля. Что-то такое, что в один прекрасный день принесет в этот дом несчастье и боль.
Но не ей. Лия знала, что ее лично это не коснется. Коснется ли мизус, Лия не могла сказать. В своем «знании» она не видела ее, но чувствовала ее боль. Самая большая опасность от француза грозила детям, это Лия ощущала почти с самого начала.
Почему? Как?
Но «знание» нельзя отменить. И сколько она ни жгла перья и ни смотрела на рассыпанный кукурузный корм для цыплят, надеясь, что там напишется ответ, ответа не было.
— Я снова приду на это место, — сказал Крау, когда она, не оглядываясь, прошла мимо него. — Я буду искать тебя, женщина! — крикнул он ей в след. Его смех еще долго звучал на тропинке, когда она шла, так сильно напружив спину, что даже заболели плечи.
Но, несмотря на всю свою гордость, Лия еще не раз в следующие дни думала о мужчине с коричневато-оливковой кожей, длинными черными волосами и узкими смеющимися глазами.
Прю влюбилась в Гедеона. Ах, как она презирала себя за собственную слабость! Но все равно любила его — за потрясающе красивую внешность, за безупречную справедливость, по крайней мере, ко всем, кроме нее. И даже за ауру одиночества, которая окружала его, когда он думал, что его никто не видит. Как жаль, что он и пальцем не пошевелил, чтобы поддержать ее чувство. Разумеется; только потому, что считал ее мужчиной.
Он называл ее слабаком, хныкающим коротышкой. Но когда приходило время браться за работу, взваливал на нее самые тяжелые задания, будто думал, что она сильнее, по крайней мере, троих мужчин.
А Прю? За все золото Испании она бы не позволила сорваться с губ хоть единому слову жалобы. И неважно, что она почти надорвала спину, когда таскала и колола огромные деревья для огня под котлами, и неважно, что она чуть не лишилась трех пальцев, когда училась правильно ставить бочку у плиты.
Он оценил ее старания? Нет! Она почти не помнила случая, чтобы он не хмурился, глядя на нее, будто она испортила всю работу.
— Не многовато ли, кэп, вы наваливаете на мальчишку? — спросил однажды утром Лир, когда Гедеон приказал ей построить новую ограду для трех оставшихся свиней, перевести их туда и засыпать песком страшно вонявшую и окруженную мухами старую площадку.
— Ты уже кончил конопатить третий вельбот? — Гедеон уставился на него ледяным взглядом.
— Пакля вся вышла.
— Тогда взломай ту бочку смолы и начинай дергать пеньку.
— Да, сэр, сейчас, сэр, — пробурчал рассерженный рулевой.
А Прю уже взяла лопату и грабли и неохотно зашагала к загону для свиней. Из всех заданий, какие он мог бы дать ей, это было самое омерзительное! Потом он приказал ей копать новую канаву и передвигать нужник.
— Когда закончишь, Хэскелл, можешь начать копать канаву прямо за линией дюн. Потом вобьешь по углам четыре столба и наберешь веток для стен. Старые слишком далеко, чтобы их переносить.
Неужели она думала, что любит его? Она его ненавидит! Уже почти стемнело, когда Прю наконец закончила мерзкую работу и начала ловить, проклятых, визжавших на весь берег животных. Наконец она догадалась соблазнить их початком сухой кукурузы и перевести на новое место.
