Бронуин Уильямс Бронуин Уильямс - Покорение Гедеона

Бронуин Уильямс

Покорение Гедеона

Пролог

Урия умирал. И пока жизнь уходила из его тела, и кровь сочилась на отдраенную песком палубу французской бригантины «Сен-Жермен», он мог видеть, как пламя забирается все выше по парусам его собственного нового корабля, его гордости. Первым же выстрелом срезало фок-мачту, и грот-мачта наклонилась под таким углом, будто нашептывала морю свою историю. Впереди виднелась Ямайка, а корабль быстро погружался в воду.

Гримаса боли исказила лицо умиравшего. Но вскоре боль отступила, оставив все нараставший холод и глубокое чувство утраты. Ему не дожить и не увидеть, как возмужает его сын, как в дочери воплотится возвышенный и отважный образ матери, его возлюбленной жены. Бланш. Бледные губы беззвучно произнесли имя, а мысли обратились к жене, умершей много лет назад. Урия никогда не молился, но не находил ничего необычного в том, что мысленно беседовал с покойной женой.

Проклятый подонок, наконец, поймал меня, любовь моя. Чуть ли не двадцать лет я жил, оглядываясь, ожидая, что этот лицемерный француз придет за мной. Коварный дьявол, он обманывал с самого начала. Но я побил негодяя его же козырями. Ведь ты знаешь, не в моей натуре мошенничать, но он раздел бы меня до нитки и отнял бы все, чем я владел, если бы я не ударил его по рукам. Я забрал все выигранное и получил это чертово состояние для тебя и для детей. И я собирался удвоить его. Но старый Деларуш встал из могилы, чтобы выиграть последнюю партию…

В тот момент, когда Урию с его корабля перетащили на борт бригантины, человек, стоявший над ним, злорадно представился как сын Деларуша. Его красивое молодое лицо кривилось от горечи. Капитан с гнусной рожей, очевидно, был его кузеном или кем-то из родичей, потому что носил ту же фамилию. Едва рассвело, бригантина выплыла из тумана и тут же дала залп. Вероятно, предполагалось, что это предупредительный выстрел и снаряд пролетит над носом корабля Урии «Гордость Портсмута».

Однако то ли канонир был поразительно неумелый, то ли пушка не в порядке, но двадцатифунтовый снаряд, выпущенный для того, чтобы у прекрасной шхуны Урии появился новый владелец, пробил корпус судна на уровне ватерлинии. Такой вот чудовищный промах. Когда люди Деларуша взяли шхуну на абордаж и расползлись по палубе, команда Урии, захваченная врасплох и невооруженная, была неспособна защищаться. Урии удалось отправить на тот свет двух человек, но и его захватили в плен. А большинство моряков его команды погибли в первые же пять минут неравного боя. Немногих оставшихся в живых перетащили на бригантину француза. Люди Деларуша лихорадочно обыскивали тонувшую шхуну.

А тут еще одна промашка… В своем рвении французские пираты подожгли шхуну, и теперь она горела, как факел. Если бы не смертельная рана, Урия бы расхохотался, глядя, как Деларуш мечется в бессильной ярости вокруг своих людей, понуждая их лезть в пылавший трюм шхуны.

— Говори, дьявольское отродье! — кричал теперь Деларуш. Но Урия был уже слишком далеко, чтобы чувствовать боль, когда широким мечом его плашмя ударили по голове. — Говори, где ты спрятал золото моего отца!

Сплюнув полный рот крови на щегольские башмаки, Урия ухитрился состроить вызывающую ухмылку. Боже, неужели молодой дурак не понимает, что он сейчас сделал? Урия продал все, чем владел в Портсмуте, и вложил капитал в прекрасный корабль и в груз, надеясь удвоить свое состояние. И он бы удвоил капитал, если бы товар достиг рынка, для которого предназначался. А теперь безмозглый молодой щеголь отправил все на дно!

Урия снова вспомнил свою милую возлюбленную жену, которая подарила ему прекрасных близнецов. Когда она умерла от внезапной лихорадки, он поселил в доме ее вдовую мать, чтобы та смотрела за детьми.

Прайд и Прюденс. Гордость и Благоразумие. Сын и дочь. В них было все, о чем только может мечтать человек, глядя на своих наследников. Правда, Урии не раз хотелось, чтобы дочь была менее гордой и более благоразумной, а сын — более гордым и менее благоразумным.

Он учил их обоих, как жить на этом свете и не давать продырявить свою шкуру, и сам получал удовольствие от каждого урока. Лучшего сына, чем Прайд, трудно даже представить. А уж Прюди вызывала в нем тайное восхищение. Хотя, может быть, ему стоило прислушаться к совету их бабушки и позволить той сделать из девочки леди, пока еще не поздно…

Уже поздно…

Теперь они будут жить в нужде. Из-за Деларуша. Пусть все нутро его изжарится на адском огне!

Еще один удар обрушился на голову, и Урия застонал и закрыл глаза. Сквозь свист ветра в парусах и шепот волн, бившихся о борт корабля, донесся отдаленный грохот падавшего дерева, треск пламени, стоны и проклятия гибнувших людей. Его команда. Или то, что осталось от нее. Бог спасет их души.

— Проклятый янки, где золото моего отца? Урия ухитрился в ответ выдохнуть ругательство и снова закрыл глаза.

Слюна брызнула изо рта французского щеголя, когда он в крике излил свое отчаяние. Кузен молча смотрел на него, поглаживая тронутый оспой подбородок и время от времени кивая в ответ на вопли своего хозяина.

— Сукин сын, где? Где? Будь ты проклят! — плевался щеголь. — Отец до последнего дня, пока не умер, рассказывал мне об огромном состоянии, которое ты украл у него. Такого состояния с лихвой хватило бы, чтобы купить сотню вшивых островов вроде твоего!

Урии пришлось выдержать еще один злобный удар по голове, и он лежал, истекая кровью, у ног своего врага. Что-то выкатилось из его кармана и зацокало по палубе. Кузен остановил и поднял предмет. И печаль кольнула Урию в сердце, когда он увидел свою любимую трубку из верескового корня, украшенную черным деревом и слоновой костью, в запачканных кровью руках.

Пожав плечами, французский капитан опустил трубку в карман и, прицелившись, ударил башмаком Урию в пах.

— Все состояние свелось к нулю, — по-французски констатировал он.

— Нет! Оно не могло исчезнуть! Этого не может быть! Подлый сукин сын где-то его спрятал!

Урия был так слаб, что даже не мог дрожать от ужасного холода, сковавшего тело. Но ему удалось, собрав все силы, бросить последний вызов.

— Оно хорошо спрятано… — прошептал он. — Похоронено глубоко… и его… вечно… хранит… моя возлюбленная…

Минуту спустя тело выбросили на съедение акулам.

Глава первая

Прюденс с отвращением смотрела на розовый шелковый лиф с оборками, суживавшийся к талии, и на широкие юбки. Платье принадлежало матери. А бабушка настаивала, чтобы она носила его. И придется носить. А значит, и корсет, чулки и прочие побрякушки, нужные, чтобы разыгрывать леди.