Кэтлин Харингтон - Обещай мне
Филиппа отняла дрожащие пальцы от пылающих щек и снова устремила в окно невидящий взгляд. Воспоминание о случившемся в церкви никак не желало уходить. Уорбеку достаточно было только бросить взгляд на Кита, чтобы понять, что это его ребенок. Вот если бы Кит остался дома… но сколько это могло продолжаться? Рано или поздно Уорбек все равно увидел бы мальчика и все понял. Теперь он знает – и что же? Что может он сделать? Обвинить ее в обмане? Пусть. Если он оспорит ее права на ребенка, то закон будет всецело на ее стороне. Нет, Сэнди был все же мудр.
– Вот где вы изволите скрываться, мадам! – раздался рядом резкий голос.
Филиппа обернулась. Уорбек стоял в нескольких шагах от нее. Они были одни, и он не счел нужным скрывать свои чувства. С яростью стискивая набалдашник трости, он смотрел на нее с ненавистью, на скулах двигались желваки, а на левом виске билась голубая жилка. Как он громаден и как силен! Даже в безоблачные дни их первых встреч Филиппа побаивалась его, а сейчас этот человек вызывал в ней не меньший страх, чем великан-людоед из сказок. Она опять вспомнила льва в клетке. Уорбек был страшен… и великолепен в своей мощи.
Филиппа попятилась и боком проскользнула к большому письменному столу, чтобы хоть что-то отделяло ее от Уорбека.
– Что вам угодно? – едва вымолвила она наконец.
– Что вам угодно? – передразнил Уорбек. – А что мне может быть угодно, как по-вашему? – в два шага он пересек расстояние, разделявшее их, и остановился перед столом, как неприятель перед осажденной крепостью. – Мне нужен мой сын, мадам!
Одним резким движением он смел со стола книги, какие-то бумаги, перья. Тяжелые тома с грохотом свалились на пол, и Филиппа отшатнулась, прижав руку к сердцу. Он оперся ладонями о стол и наклонился к ней. Филиппа ждала крика, может быть, даже львиного рыка, но он заговорил тихо и внятно, как судья, зачитывающий приговор осужденному.
– Мне нужен мой сын.
– Я… я не понимаю, о чем вы! – пролепетала она обреченно. – Если речь идет о моем ребенке, то прах его законного отца был предан земле не далее как сегодня.
– Не смей лгать мне, Филиппа! – прорычал Уорбек. – Признайся! Скажи правду и тем избавь себя от унижения нового судебного процесса. Это мой ребенок, так ведь?
– Нет, не ваш! – это был даже не возглас, а истерический крик. – Он был рожден спустя два дня после нашего с Сэнди венчания! Вы можете думать все что угодно, можете даже подать иск, но это ничего вам не даст! В глазах закона Кит останется очередным маркизом Сэндхерстом.
– Он останется в первую очередь моим сыном! Посмотрим, найдется ли у тебя наглости отрицать это, глядя мне в глаза!
Словно принимая вызов, Филиппа вскинула голову. Губы ее дрожали, нежные губы, сладкие, как мед. Когда-то он впивался в них исступленными поцелуями. Корт с трудом заставил себя поднять взгляд к испуганным глазам. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом, не выдержав, Филиппа опустила ресницы.
– Это не ваш ребенок.
– Низкая ложь!
Слова прозвучали, как удар хлыста. Филиппа вздрогнула, а потом упрямо сжала губы.
– Повторяю, вы можете думать все, что вам угодно, – заговорила Филиппа, судорожно сцепив пальцы, – но у меня есть документы, удостоверяющие законное рождение Кита. Если вы обещаете держать себя в руках, я покажу их вам.
– К дьяволу ваши документы! Думаете, меня хоть сколько-нибудь волнует то, что в них написано? Можно купить любую ложь…
Он взмахнул рукой. Филиппа отшатнулась, словно ожидала удара. Ее инстинктивный страх взбесил его еще больше.
– Ребенок мой! Достаточно посмотреть на него, чтобы понять это.
– Вы не хуже меня знаете, лорд Уорбек, что для суда имеют значение лишь доказанные факты. Вы говорите, что можно купить все. Нет, не все! Даже ваше пресловутое богатство здесь бессильно. Закон превыше всего, и он на моей стороне.
– Тогда к дьяволу и закон! – взревел Корт и ударил кулаком по столу. – Я отберу у тебя сына, Филиппа, чего бы мне это ни стоило!
– Мама!
Они вздрогнули и повернулись к двери. Это был Кит.
– Уходите! – сказал мальчик тонким голосом. Чувствовалось, что еще немного, и он заплачет. – Не смейте обижать мою маму!
Страх в его взгляде мгновенно отрезвил Корта. Гнев сменился сожалением. Меньше всего он хотел напугать того, к кому уже тянулся всем сердцем.
– И верно, что-то я сегодня раскричался, – произнес он со всем возможным раскаянием. – Неловко-то как! А все похороны, они ужасно нервируют. Я ваш сосед и хочу подружиться с тобой. Кит.
Филиппа следила за происшедшей с ним переменой чуть ли не с большим страхом, чем прежде.
– Если вы наш сосед, значит, вы были папиным другом? – спросил мальчик с недоверием.
– Конечно, – ответил Корт, чуть поколебавшись. – Я был его лучшим другом в то время, когда мы, малыши, играли в мушкетеров.
– В мушкете-оров… – протянул Кит, сдвигая брови и внимательно разглядывая незнакомца. – Ну, раз вы были папиным другом, то я тоже буду с вами дружить. – Он помедлил и закончил серьезно: – Только если вы обещаете не обижать маму.
– Конечно, он не будет ее обижать, – в библиотеку решительно вошла леди Гарриэт. – Кит, хочу представить тебе моего крестника, герцога Уорбека. Он немного шумный, но в душе добрый. Подойди поближе и пожми ему руку, как взрослый мужчина.
Несколько секунд мальчик стоял в нерешительности, переводя взгляд с бабушки на мать, потом все же шагнул к Корту.
Теперь все трое, включая Филиппу, смотрели на Корта. Он присел на корточки, не обращая внимания на боль, пронзившую раненую ногу, и, глядя в серебряно-серые глаза сына, протянул ему руку, как взрослому.
– Рад познакомиться с вами, signore, – вежливо и очень серьезно сказал Кит, вкладывая маленькую смуглую ручку в широкую ладонь Корта.
Некоторое время Корт мог только молча смотреть на детскую руку, совершенно потерявшуюся в его руке, потом заглянул мальчику в лицо, встретил его взгляд и узнал в нем себя. То же упорство и бесстрашие. Корт вдруг испытал настоящую отцовскую гордость. Это был его сын, не только внешне, но и в каждом поступке! Теперь целый воз документов не может поколебать его уверенности.
– Я тоже рад познакомиться с тобой, Кит. Филиппу охватило странное чувство. Она хорошо помнила минуту, когда ей принесли новорожденного, и то счастье, которое тогда испытала. А что же отец, настоящий отец ребенка? Она отняла у него сына. Между тем давним днем и днем сегодняшним лежало множество бессонных ночей, когда она безмолвно и одиноко страдала, раскаиваясь в своем поступке, но только сейчас, видя так близко друг от друга две черноволосые головы, Филиппа осознала, что совершила. Преступление.
