Кимберли Кейтс - Утренняя песня
Данте сурово взглянул на Хокли.
– Это связано с женщиной.
– Понятно. Речь идет о вашей любовнице?
– Разумеется, нет!
Данте с трудом сдержал возмущение.
– Значит, о вашей жене?
– Она не моя жена! – взревел он, почему-то ощутив укол совести.
Гром и молния, именно этого он больше всего боялся. Кончится тем, что Ханна сведет его с ума.
– Понятно. – Хокли произнес это таким тоном, словно ему все было ясно.
Данте занервничал.
– Она служит у меня. Подозреваю, что у нее какие-то неприятности. Хочу выяснить, чего или кого она боится.
– Может быть, вам следует самому спросить об этом?
– Мистер Хокли, я не дурак, – едва сдерживая ярость, произнес Данте. – Уже спрашивал, но ответа не получил.
– Значит, она не хочет вам рассказывать?
В глазах Хокли блеснул огонек любопытства.
– Это само по себе примечательно. Женщина пребывает в отчаянии и все равно отказывается от вашей помощи? Обладающий властью, богатый мужчина, позволю себе предположить, не имеющий романтической привязанности, как вы сами? Мне бы хотелось встретиться с этой леди.
– Это исключено! Она понятия не имеет, что я навожу справки. И никогда об этом не узнает. Никогда. Понятно?
Данте покраснел от чувства вины и стыда.
– Как пожелаете. Вопрос в том, с чего следует начать. Могли бы помочь рекомендательные письма тех, у кого эта женщина прежде служила.
Данте покачал головой:
– У меня нет таких писем.
– Но вы же знали, кого нанимаете? Эта женщина не пришла к вам с улицы. Она не воровка, не убийца. Согласитесь, взять в дом совершенно неизвестного вам человека было бы безумием.
Данте вскинул бровь.
– Вы забываетесь, сэр.
Хокли немного ослабил галстук.
– Простите, сэр. Я лишь хочу вам услужить. Вы не могли бы рассказать об этой женщине все, что вам известно?
До чего отвратительно выложить все, что знаешь о Ханне, те крупицы ее прошлой жизни, которые она доверила ему, совершенно незнакомому человеку. Данте долго колебался.
– Сэр, – тихо произнес Хокли, – я знаю, что это трудно. Но я ничего не смогу сделать, не имея хоть какой-то информации. Если вы хотите помочь леди, расскажите мне все, что о ней знаете. Любые сведения, которые кажутся вам не относящимися к делу, могут содержать ключ к раскрытию тайны.
А ведь Хокли прав. Данте либо должен рассказать Хокли все, что ему известно о Ханне, либо положиться на судьбу и вернуться в Рейвенскар.
– Ну хорошо, я расскажу. Но если вы проболтаетесь, клянусь, вам от меня и в аду не скрыться.
Хокли кивнул, сел к столу, достал бумагу и ручку.
– Ее зовут Ханна Грейстон, – начал Данте. – У нее есть ребенок...
Закончив свой рассказ, Данте спросил:
– Мистер Хокли, вы сможете узнать то, что мне необходимо?
Детектив поднялся, приглаживая редеющие волосы.
– Я постараюсь. Но, сэр, должен вас предостеречь: бывает, что людям хочется узнать совсем не то, о чем они просят.
– Да что вы такое говорите?
– Эта женщина, умирающая с голоду, с незаконнорожденным ребенком, появилась невесть откуда и рассказала, как с ней плохо обращались. Вы же не знаете о ней почти ничего.
– Я знаю все, что для меня имеет значение, – с горячностью заявил Данте. – Кроме того, чего именно она боится.
– Вы можете со мной не согласиться, сэр, но некоторые женщины просто непревзойденные актрисы и...
– Я не желаю слушать всякую чушь, – перебил его Данте.
Хокли внимательно взглянул на него.
– Я возьмусь за дело лишь при одном условии.
– Что же это за условие?
– Если я, например, выясню, что у нее проблемы с законом, вы все равно заплатите мне?
– Разумеется. Но ничего похожего вы не узнаете о Ханне. – Данте гневно взглянул на собеседника. – Эта женщина – самый честный человек из всех, кого я когда-либо встречал.
Хокли устало кивнул.
– Не таковы ли они все, сэр? Я буду держать вас в курсе. Пришлю вам сведения, как только что-нибудь выясню.
– Нет, мне не присылайте. Пришлите моему слуге, мистеру Уильяму Аттику, а он передаст мне.
– Как пожелаете, сэр.
Полицейский встал и поклонился.
– Вы не пожалеете, что наняли меня.
Данте смотрел ему вслед, где-то в глубине души раскаиваясь в том, что затеял всю эту историю.
Если Ханна когда-нибудь узнает...
Когда он представил себе разочарованную, разгневанную и обманутую Ханну, ему стало не по себе. Проклятие, он беспокоится без всяких на то оснований.
Хокли – жадный человек. Он ничего не расскажет ни одной живой душе, пока Данте будет платить достаточно высокую цену.
И он будет платить, сколько бы ни потребовалось, чтобы прогнать с лица Ханны Грейстон затравленное выражение.
Но почему она часто бледнеет, а под глазами ложатся темные круги? Что ее волнует? Чего она боится?
Возможно ли, что у нее проблемы с законом?
Но ведь украла же она булавку с бриллиантом.
Он объяснял это тем, что она впала в отчаяние, когда он отказался ей заплатить. Она пыталась вернуть драгоценность. Но может быть, это был не единственный случай в ее жизни?
Он поморщился, вспомнив виноватое выражение ее глаз, когда он впустил ее к себе в дом, промокшую и голодную, с маленьким сыном.
Силы небесные, а что, если Ханна совершила нечто ужасное и скрывается от правосудия?
Он тщетно попытался отогнать от себя эту мысль. Возможно ли, что, обратившись к полицейскому, он предал ее?
Глава 11
Прошло восемь дней, но Данте так и не вернулся.
Ханна воображала себе сотни возможных вариантов встречи, один мучительнее другого. Она не могла избавиться от чувства неловкости, возникшего в тот момент, когда она оказалась в его объятиях.
Она просто хотела покончить со всем этим при первой же встрече. Но Остен Данте упорно продолжал усложнять ей жизнь.
Как же он посмел уехать бог знает куда, не сказав ей ни слова? И это после того, что произошло между ними в музыкальной комнате, когда они целовались и она забыла обо всем на свете...
Как же она могла совершить такую глупость? Ее жизнь теперь стала еще сложнее.
Зачем мечтать о несбыточном? Остен Данте ей не пара. Сердце можно зажать в кулак. Эмоции не для нее. Они для таких ангелочков, каким была ее сестра Элизабет.
Ханну бросил даже Пип. Мальчик подружился с псарем Раглзом и исчезал каждый день рано утром, взяв с собой Лиззи.
Ханна пыталась помогать служанкам, но никак не могла сосредоточиться, роняла фарфор с камина, проявляя поразительную неловкость.
Она вздохнула: ее положение становилось все хуже и хуже. Когда она вошла на кухню позавтракать, оживленный разговор за столом прекратился и все уставились на нее с явной враждебностью. Только Бекка и помощник садовника уткнулись в свои тарелки.
