Барбара Картленд - Заветное желание
– Терпимо, во всяком случае, – ответила Корнелия, и ее голос прозвучал саркастически даже для ее собственных ушей.
Она почувствовала, как герцог взглянул на нее с удивлением.
– Свадьба, должно быть, нелегкое испытание для женщин. Столько хлопот с нарядами. Я знаю это – моя мать часто рассказывала мне, что она так устала от приготовлений к своей свадьбе, что проплакала всю торжественную службу от ужасной усталости.
– Какое расстройство для вашего отца! – заметила Корнелия.
– О, он привык к этому! – улыбнулся герцог. – Моя мать часто плакала, когда что-то было не по ней. Мои самые ранние воспоминания из детства связаны с ее слезами: она огорчилась, что розы не распустились к приему, устроенному в саду, – он рассмеялся, а затем добавил: – Но мне кажется, что в день нашей свадьбы нам все-таки следует говорить о вас и обо мне.
– Интересно, почему? – спросила Корнелия и снова, не поворачивая головы, почувствовала, как герцог с удивлением взглянул на нее. С ноткой облегчения в голосе он произнес:
– Мы приехали! И здесь тоже толпа! Можно подумать, что у людей нет никакого занятия поважнее, чем стоять и глазеть на нас.
– Возможно, они завидуют нашему счастью, – предположила Корнелия и выпрыгнула из кареты, прежде чем герцог что-либо успел ей ответить.
Прием близился к концу. Корнелия пожала руки, казалось, тысячам гостей, и это неминуемо утомило бы ее, даже если бы ночь накануне и не была бессонной. Задолго до того, как длинный хвост из выстроившихся друг за другом гостей, со своими приветствиями и пожеланиями счастья, начал редеть, Корнелия почувствовала слабость. А когда она разрезала громадный пятиярусный свадебный торт, только бокал шампанского, кем-то любезно вложенный в ее руку, спас ее от потери сознания.
Корнелия отпила из бокала и только тут вспомнила, что ничего не ела с ленча предыдущего дня. Она отказалась от обеда вечером – одна мысль о пище вызывала отвращение. Она не смогла ничего проглотить за завтраком и отослала назад поднос с нетронутым ленчем, который был послан ей наверх в комнату.
Теперь она специально спросила сандвич и силилась заставить себя съесть его. У нее хватило ума подумать о том, что ей следует запастись силами – физическая слабость в союзе с ее сердечными страданиями могли оказаться губительными. Шампанское заставило заиграть румянец на щеках Корнелии, и когда она поднялась к себе в спальню, чтобы переодеться в дорожное платье, Виолетта даже воскликнула от восхищенья, увидев такую перемену в ее внешности.
– Я беспокоилась за вас всю службу, мисс, – сказала горничная.
– Я в порядке, – ответила Корнелия. – Все уложено?
– Все готово, мисс… я хотела сказать, ваша светлость. Экипажи будут поданы через четверть часа.
У Корнелии не было возможности далее говорить с Виолеттой. Подружки невесты торопились в ее комнату, спеша воспользоваться своим традиционным правом помочь невесте переодеться. Все они были хорошенькие, воспитанные девушки, дочери друзей Лили, но Корнелия видела, что у нее с ними мало общего. Они безостановочно болтали, пока Корнелия переодевалась за ширмой, и, хотя она хорошо слышала их голоса, она не могла сказать, которая именно из них произнесла:
– Твое платье было восхитительно, но мне кажется, что было бы лучше, если бы ты сняла очки.
– Это все говорили.
– По крайней мере это было оригинально. Я слышала, как репортер из газеты заявил, что он впервые видит невесту в темных очках.
– Возможно, ты ввела новую моду, и нам тоже придется выходить замуж в темных очках!
Корнелия облачилась в светло-бежевое дорожное платье, которое Лили выбрала для нее, и надела шляпу, украшенную страусовыми перьями, темными, как ее волосы.
– Я готова, – сказала она, надевая перчатки.
– Мы хотим сказать тебе кое-что, – воскликнула одна из девушек, подружек невесты. – Мы надеемся, что ты будешь очень счастлива. Я уверена, что так и будет. Герцог такой красавец! Мы все почувствовали зависть, когда узнали о вашей свадьбе.
– Да, я думаю, он необыкновенный мужчина. Ты такая счастливица!
– Счастливого медового месяца, Корнелия. Конечно, он и будет таким.
Все девушки по очереди целовали Корнелию, а она мысленно взмолилась о том, чтобы их добрые пожелания не принесли бы ей еще большего несчастья.
Если бы это могло оказаться правдой! Если бы ей предстоял медовый месяц с человеком, который любил бы ее так же, как и она его! Какое удивительное время настало бы для нее с того момента, когда она сошла вниз и села в карету, оставшись наедине со своим мужем!
Даже фраза «ее муж» заставила трепетать Корнелию! «Ее муж» – и они уехали бы прочь от тети Лили и всех этих людей, которых ей так сложно понять и которые заставляют ее испытывать стеснение и неловкость. Все в ее жизни изменилось бы с того момента, когда они с герцогом остались бы наедине, она принадлежала бы ему и недолго смогла бы оставаться косноязычной и неловкой в том, что касалось выражения ее любви!
Как жестоко отличалась действительность от нарисованной ее воображением картины!
Корнелия высвободилась из круга обступивших ее подружек.
– Нам пора спускаться вниз, – сказала она.
Девушки бросились вниз по лестнице. Каждой из них не терпелось поймать свадебный букет, который Корнелия должна бросить вниз, как только она покажется на верхней ступеньке лестницы. Первая из подружек невесты, которая успеет схватить букет, будет следующей невестой, как говорит поверье.
Виолетта собирала в шкатулку ювелирные украшения и прочие мелочи, которые обычно укладываются в последнюю минуту.
– Поторопись, Виолетта.
Корнелия ощутила неожиданный страх при мысли, что Виолетта может опоздать на поезд и невольно покинуть ее в сложной ситуации, в которой ей не обойтись без доверенного лица.
– Времени еще достаточно, ваша светлость, – ободряюще улыбнулась Виолетта.
Когда Корнелия бросила свой букет вниз, среди гостей, толпившихся в холле, она увидела герцога, ожидавшего ее. Целуя Лили на прощанье, она заметила огорченный взгляд ее голубых глаз и поняла, что тетя тоже страдает. Осознание этого принесло Корнелии небольшое удовлетворение. Садясь в карету, ей пришла в голову мысль о том, что же должен испытывать герцог в данный момент. Если бы все происходило так, как хотелось ему, то он бы сейчас спешил на континент с другой женщиной, заключив союз, пусть не освященный церковью, но зато счастливый, как только может быть счастлив союз любящих друг друга людей.
Но Лили не хватило смелости пойти на это. Корнелия пыталась найти в этом хоть какое-то слабое утешение для себя, но не могла. Лили будет ожидать их возвращения из свадебного путешествия, которое, как и весь их брак, не более чем фарс и отвлекающий маневр.
