Кэролайн Линден - Волшебство любви
— Но мне сказали, что для составления прошения мне нужен солиситор.
Эдвард чуть заметно ей улыбнулся.
— Тот, кто вам это посоветовал, возможно, не вполне понимает ваши обстоятельства.
Ее рука по-прежнему покоилась в его руке. Отчего-то Франческа не спешила ее высвободить, и Эдвард ее не отпускал. Он вообще не был уверен в том, что может ее отпустить, когда она так на него смотрит.
— Хорошо, — пробормотала она несколько секунд спустя. — Тогда что, по вашему мнению, мне нужно?
Будь Эдвард менее разумным мужчиной, он мог бы потерять нить разговора прямо на этом пункте, но он поймал себя на том, что подыгрывает ей, бесстыдно пользуясь моментом, чтобы потянуть еще немного, так, чтобы увидеть каждый взмах ее ресниц, каждое быстрое сокращение пульса у основания шеи.
— Я знаю, чего вы хотите, — ответил он. — Но вы должны решить, что вы готовы сделать, чтобы вернуть свою племянницу.
Взгляд ее, согретый воодушевлением и интересом, остыл. Теперь глаза ее светились лишь холодной решимостью. Рука ее в его руке сжалась в кулак, безнадежно смяв список.
— Все, что бы ни потребовалось.
Она как нельзя лучше выразила его собственные чувства. Он сделает все, что потребуется, дабы исполнить взятые перед ней обязательства, и избавится от ее общества, а заодно от искушения, которому все труднее противостоять.
— Прекрасно. Я пришлю вам записку.
— Я с нетерпением буду ждать от вас вестей. — Она смотрела на него с вновь возникшим интересом, даже с теплотой. — Спасибо вам за все, лорд Эдвард.
Когда она ушла, Эдвард пошел в кабинет отца. Он сел за его стол, глядя на кипу документов, заполнивших собой почти всю столешницу красного дерева. Он понимал, что все эти документы требуют его немедленного внимания, но вместо того, чтобы приняться за работу, уставился в окно. Начал накрапывать дождик. Капли падали на стекло. Он подумал, что поступает благородно, говорил себе Эдвард. Франческа Гордон помогла ему, и теперь он был обязан ответить услугой на услугу. Если он сможет удерживать мысли в благородном русле, не поддаваясь почти непреодолимому желанию к ней прикоснуться, все будет прекрасно.
Блэкбридж явился, чтобы доложить о приходе Уиттерса. Эдвард кивнул. Прочь блудливые мысли. Пора думать о деле. Была еще одна причина, по которой он должен завершить свои дела с леди Гордон как можно скорее, — покончив с ней, он сможет сосредоточиться на спасении своего наследства. Даже сегодня утром, общаясь с Джерардом на тему писем шантажиста, от решения главной, требующей его всецелого внимания задачи его отвлекали мысли о Франческе. О леди Гордон, строго напомнил себе Эдвард.
Уиттерс вошел и сразу приступил к делу. Он уже начал готовить петицию, которую Чарли придется подать, дабы заявить свои права на титул герцога Дарема. Главная проблема, конечно, состояла в документальном подтверждении родословной, которая не оставляла бы сомнений в том, что Чарли является единственным и неоспоримым законным наследником. Как объяснил Уиттерс, петиция должна отражать лишь достоверно известные им факты и быть точной в каждой детали. То, что Дарем оставил письмо, в котором сообщал о своем предыдущем браке, сильно осложняло дело, в особенности с учетом того обстоятельства, что сведения эти просочились в прессу. Многим теперь станет любопытно, каким образом Чарли будет изворачиваться, отвечая на закономерно возникшие вопросы по петиции.
— Слухи не могут служить доказательствами в суде, — довольно резко заметил Эдвард.
— Конечно, нет, милорд, — ответил Уиттерс. — В нашу пользу говорит и тот факт, что ни в одной из семейных библий[1] не было найдено записей о бракосочетании, не говоря уже об официальной книге записей, и ваш покойный отец утверждает, что они не жили как муж и жена; более того, он говорит, что брак был заключен тайно как раз перед тем, как подобные церемонии были признаны незаконными примерно шестьдесят лет назад. Из вышеизложенного следует тот факт, что первый брак нельзя считать вполне законным. Но ваш отец, по всей видимости, и не считал его таковым, а потому не видел необходимости в его официальном расторжении. Кроме того, маловероятно, чтобы спустя столько лет представилась возможность отыскать хоть одного свидетеля, который бы был в ту пору знаком с вашим отцом и его тогдашней женой и мог бы подтвердить, что они были официально обвенчаны. И, разумеется, нет ни единого свидетельства того, что за все эти годы она пыталась связаться с ним, искала у него финансовой помощи или признания статуса законной супруги, несмотря на весьма существенную мотивацию к подобным действиям, если принять во внимание его титул.
— Но отец признал этот брак. В его глазах это был законный союз.
— Да, — уступил его аргументам Уиттерс. — Было бы весьма полезно удостовериться в смерти этой леди и найти документальные подтверждения даты ее кончины.
Эдвард на мгновение закрыл глаза. — Мой брат взял на себя труд разыскать эту женщину и ее родственников. К сожалению, отец оставил нам совсем немного информации.
— Да, у нас фактически ничего нет, кроме ее имени, — пробормотал солиситор, когда Эдвард передал ему копии писем Дарема, — это и хорошо, и плохо. Но мне приходилось сталкиваться с такого рода трудностями и раньше, милорд.
Эдвард кивнул. В конце концов, именно потому он и хотел получить в советники Уиттерса. Трудности, казалось, не обескураживали его, а вдохновляли, и он заработал себе признание тем, что умел выигрывать дела, умело обходя такого рода препятствия.
— Вы помните женщину по имени Франческа Гордон? — вдруг спросил Эдвард.
Уиттерс прищурился, затем кивнул:
— Кажется, да.
Эдвард поймал себя на том, что барабанит пальцами по подлокотнику кресла.
— Я познакомился с леди Гордон и узнал о ее деле. Она как-то раз обращалась к вам за помощью.
На лице Уиттерса не дрогнул ни один мускул. Он не показал и тени удивления по поводу такого неожиданного поворота в разговоре.
— Она действительно ко мне обращалась, сэр.
— Что вы думаете о перспективах ее дела? — Почувствовав заминку, Эдвард добавил: — Насколько я понимаю, вы были близки к тому, чтобы за него взяться.
— Я помню это дело. — Уиттерс едва заметно вытянулся, и выражение его лица стало более сосредоточенным. — Я рассматривал возможность повести ее дело, поскольку увидел в нем вызов моим профессиональным амбициям. Опекунство над ребенком, я не ошибаюсь? Дело обещало быть непростым, и шансы на успех были довольно сомнительны, но я посчитал, что могу его выиграть. — Он улыбнулся, хищно, как показалось Эдварду. — Я не берусь за дела, в успех которых не верю.
