Карен Робардс - Скандально известная
17
– Уй!
Он вскрикнул, откатился в сторону и прижал рукой раненый бок. Негромкий стук и сдавленный возмущенный возглас заставили его оглянуться. Видимо, Габби свалилась с кровати и приземлилась на четвереньки. Ее растрепанная каштановая макушка плыла у него перед глазами, покачиваясь вверх и вниз, как пробка в полосе прибоя.
– Вы могли бы сказать что-нибудь вроде «отпустите меня».
– А вы бы послушались?
Серые глаза Габриэллы гневно смотрели на него поверх матраса. Тонкие темные брови сошлись на переносице.
Как ни странно, но ни боль во всем теле, ни неизбежная слабость и головокружение не мешали ему быть довольным собой.
– Конечно, послушался бы. За кого вы меня принимаете?
Уикхэм хорошо видел ее лицо, выражение которого говорило само за себя. Ответ был бы для него не слишком лестным.
– Мисс Габби!
Дверь спальни распахнулась без предупреждения.
Уикхэм поднял глаза, увидел бесцеремонно вторгшегося Джима и нахмурился. Слава богу, что этот человек не вошел на пять минут раньше. Габриэлла была бы безнадежно скомпрометирована, а это никак не входило в его расчеты.
Слуга закрыл дверь, подошел к кровати и уставился на Габби, не обращая внимания на Уикхэма. Она с трудом поднялась на ноги и быстро провела рукой по рассыпавшимся в беспорядке волосам, из которых выпали шпильки.
– Что с вами? – встревоженно спросил грум.
– Все в порядке. Просто я… потеряла равновесие.
Она тяжело опиралась о заднюю спинку кровати и говорила с трудом, едва переводя дух. Впрочем, он и сам слегка запыхался и чувствовал себя не лучше Габби. Под ужасным черным платьем скрывался настоящий клад. Это открытие несказанно возбуждало Уикхэма.
– Я не слышал стука и не давал вам разрешения войти, – высокомерно обратился он к Джиму. Потом покосился на себя и с облегчением убедился, что скомканная простыня прикрывает его тело.
– Стало быть, вы очнулись? – Джим смерил его уничтожающим взглядом.
– Да, – подтвердила Габриэлла, не дав ему открыть рот.
Ее голос звучал так уверенно, словно последние пять минут она сидела у камина за вышиванием, а не металась в его постели. Она холодно посмотрела сначала на него, а потом на слугу.
«Увы, – иронически подумал Уикхэм, – с краской на щеках справиться куда труднее».
Она отвернулась, но старик уставился на него во все глаза и скривил губы. Уикхэму, лежавшему навзничь, это не понравилось. Он уперся локтями в матрас и попытался сесть.
И тут же ощутил приступ адской боли. Казалось, что к боку прикоснулись раскаленной добела кочергой. Какого черта?..
Он стиснул зубы, пытаясь не вскрикнуть, снова рухнул на матрас и со свистом втянул в себя воздух. Боль продолжала полосовать напрягшееся тело как нож. Уикхэм закрыл глаза, на его лбу проступил пот.
Снова поднять веки ему удалось не сразу. Сделав это, он увидел, что Габриэлла и ее помощник стоят у кровати и смотрят на него сверху вниз. Джим, скрестивший руки на груди, разглядывал его без всякого удовольствия, а Габриэлла – с опаской.
– Вам нельзя двигаться. Может начаться кровотечение, – строго сказала она.
– Вы выстрелили в меня, – вспомнил он. – Ночью… в библиотеке…
– Вы это заслужили, – ответила Габби. Джим с жаром закивал, подтверждая ее слова.
– О боже, я чувствую себя так, словно попал под почтовую карету! – простонал самозванец и тут же пожалел об этом. Учитывая реакцию аудитории, лучше было не жаловаться. Обычно он вел себя более стоически, но сейчас боль совсем измотала его.
– Вы были очень больны.
Джим покосился на хозяйку, услышав в ее голосе явственный холодок. Поняв, что ее поведение вызовет ненужные вопросы, она заставила себя сменить выражение лица.
– Как долго?
Несколько медленных глубоких вдохов сделали свое дело. Боль стала терпимой.
– Идет третий день.
Тон выдавал ее. Сомневаться не приходилось – миледи была настроена враждебно. То ли потому, что ее тело отвечало ему, то ли потому, что он знал, что ее тело откликнулось на его ласки. Полной уверенности у Уикхэма не было, но если бы он держал пари, то поставил бы на второе.
– И вы ухаживали за мной?
В этих словах таился намек, и он не смог удержаться от улыбки, хотя продолжать беседу становилось все труднее. Язык не слушался, шевелился с трудом, голос звучал хрипло. К этому добавлялось головокружение, начинавшееся тогда, когда он пытался оторвать голову от подушки. Хотя боль в боку больше не грозила ему обмороком, но ощущалась довольно сильно. Нечто подобное было с ним только однажды: когда во время боев на Пиренейском полуострове подстреленная под седоком лошадь упала ему на ногу, сломав ее в трех местах. Повреждения были такими сильными, что сначала хирург хотел ампутировать голень. Его спас только решительный отказ позволить это, а потом, когда он потерял сознание, собачья преданность Барнета.
Вспомнив об этом, он подозрительно посмотрел на стоявших рядом.
– Что вы сделали с Барнетом? Он не оставил бы меня по собственной воле.
Стараясь не делать резких движений, раненый коснулся повязки и поморщился от боли.
– Я отправила его спать. Он выбился из сил. Так что вам придется смириться с этим. – Голос Габриэллы звучал сварливо; это было местью за его недавнюю улыбку.
– Значит, вы сумели завоевать его доверие? Поздравляю. В данных обстоятельствах это немалое достижение.
Он осторожно обследовал повязку на ране, затем немного полежал, собираясь с силами для новой попытки сесть, и посмотрел на Габриэллу. Интерес лже-Уикхэма вызвало еле заметное влажное пятно на ее груди, маленький черный кружок на темном фоне, не понятный непосвященному. Но он был посвященным и испытал острое наслаждение, когда у Габриэллы расширились глаза.
Заметив его взгляд, она все поняла и скрестила руки на груди.
– Как говорится, нужда заставит. – Ее глаза прищурились, тон стал ледяным.
Джим быстро закивал. Забавно, что лицо слуги теперь было более дружелюбным, чем лицо хозяйки… если можно сказать, что гадюка дружелюбнее кобры.
– Мы ухаживали за вами по очереди, – сообщил грум. – И устали до смерти, особенно мисс Габби. По моему разумению, вы этого не заслуживаете.
– Но почему вы? Почему не слуги? – спросил он Габриэллу, не обращая внимания на грума.
– Потому что вы были без сознания, бредили и болтали то, что не предназначено для чужих ушей. Я решила, что слугам не следует знать все ваши секреты.
Настал ее черед улыбаться. Эта улыбка была очень ехидной и намекала на то, что сама Габриэлла в его секреты посвящена.
Он улыбнулся в ответ, но с большим трудом.
– Очень предусмотрительно с вашей стороны. Если бы они – или кто-нибудь другой – узнали все мои секреты, – многозначительно подчеркнул Уикхэм, – вероятно, мне пришлось бы убить их.
