Барбара Картленд - Волнующее приключение
Потом аплодисменты грянули, словно весенняя гроза, бокалы наполнились вином, и все руки поднялись в едином порыве, когда был провозглашен тост в честь старого учителя Заза.
— Вы величайший музыкант на свете! — произнес кто-то.
Морщинистое лицо профессора засветилось от счастья. Сколько бы славы ни выпало на его долю в прежней жизни, но этот последний концерт в обществе друзей ему самому доставил несказанное удовольствие.
Все были в восторге, лишь только на лице Эмиля Пужье блуждала саркастическая усмешка.
Заза обратила на это внимание и не без оснований ожидала, что он способен испортить всем этот подлинный праздник искусства. Он только усмехался и хранил молчание, пытаясь этим привлечь к себе внимание.
— А как насчет тебя, Эмиль? Чем ты одаришь нас сегодня? — спросили его.
Всем была известна его репутация человека, который всегда хочет быть на первых ролях. Поэтому, затаив дыхание, присутствующие ждали от него ответа.
Он выдержал многозначительную паузу, затем произнес:
— Я уверен, что вы все помните Равашоля.
— Да! Да! — с энтузиазмом отозвались многие из собравшихся.
— Прежде чем его казнили два года тому назад, — продолжал Эмиль Пужье, — он разрешил использовать свое имя в самой знаменитой песне, которую когда-либо сложило человечество. Это песня называется «Краманьола», та самая «Са Ира»— священный гимн нашей великой революции.
Тут он поднялся из-за стола, положил руку на плечо профессора, а музыкант, уже догадываясь, что предстоит, снова взялся за скрипку.
Эмиль Пужье запел, а профессор начал аккомпанировать ему.
В память о Равашоле мы все
Споем «Са Ира», «Са Ира»!
Аристократов на фонарь,
А буржуа в клочки и в мусор!
Да здравствует всемирный взрыв,
И это будет лучшим памятником Равашолю.
Этих куплетов Заза никогда не слышала раньше, сидя в стенах дворца, но про «Краманьолу» она знала, потому что ее отец, опасавшийся революционного взрыва, внес знаменитую песню в список запретных музыкальных произведений, которые никогда не должны были исполняться в Мелхаузене.
Когда Эмиль Пужье закончил и вновь опустился на стул, аплодисменты были столь же бурными, как и после нежной мелодии, исполненной профессором.
Как всегда бывает после взрыва эмоций, все заговорили разом. Но Эмиль Пужье явно возымел желание преобладать над всеми и, повысив голос, заставил присутствующих слушать лишь только его одного.
Удивительно, что человечек столь невыразительной наружности обладал таким ораторским талантом. Чеканные фразы, которые он бросал, и мощный голос его сотрясали сводчатый потолок прокуренного кафе.
Пьер, встав из-за стола, приблизился к Заза, склонился над ней и шепнул ей на ухо:
— По-моему, наступил самый подходящий момент, чтобы удрать отсюда. Я удалюсь первым, а вы подождите пару минут и последуйте за мной. Встретимся в вестибюле отеля возле стойки портье.
Заза вспомнила, что он обещал сегодня вечером отвести ее на танцы, и сердце ее радостно забилось в предвкушении этого необычного для нее развлечения. К счастью, на ней было самое легкое из ее платьев, взятых ею с собой из дворца, так что ей не надо было подниматься наверх для переодевания.
На какой-то момент она пожалела, что Пьер не увидит ее никогда в одном из прекрасных бальных туалетов, стоящих целое состояние, и которые без толку хранились в сундуках в Мелхаузене, потому что балы во дворце устраивались только по большим праздникам, что случалось весьма редко.
За все время, с тех пор как ей разрешили присутствовать на балах, Заза имела возможность одеться в бальное платье всего несколько раз. Конечно, если б Пьер увидел ее в таком наряде, он был бы ошеломлен, но как она смогла бы объяснить ему, откуда у нее столь дорогостоящий туалет.
Нет уж, лучше быть одетой так, как она сейчас. Да и появиться в обществе простых людей на танцах в придворном бальном одеянии было бы, пожалуй, чересчур вызывающим поступком. Ей надо продолжать играть роль скромной и ограниченной в средствах племянницы учителя музыки.
Разумеется, она могла придумать для Пьера какую-нибудь фантастическую историю, будто отец ее — брат профессора Дюмона — был удачливым дельцом, сколотившим свое богатство на строительстве железных дорог или торговле оружием.
При мысли об оружии, случайно возникшей в ее мозгу, Заза поежилась. С первого же дня их приезда в Париж, речь только и шла вокруг об оружии, о бомбах, о том, сколько людей было убито при покушении и сколько казнено.
Для девушки, подобной Заза, воспитанной в тепличной атмосфере герцогского дворца, все это было на редкость волнительно и неприятно. И особенно пугали ее яростные изречения собеседников профессора за столом в кафе «Де Шамс», а Эмиль Пужье вообще показался ей кровожадным чудовищем.
Хотя, впрочем, здравый смысл подсказывал ей, что таковым «чудовищем» он является только на словах, потому что анархизм вошел в моду, и он зарабатывает на этом себе популярность и, наверное, неплохие деньги.
«Профессор не должен больше связываться с подобными людьми, — твердила она сама себе. — Он слишком доверчив, слишком восторженно воспринимает мир, и ему нечего делать в компании таких типов, как Эмиль Пужье».
Эмиль Пужье как раз стукнул кулаком по столу, призывая окружающих слушать его, и, так как все присутствующие устремили на признанного вождя внимательные взоры, Заза удалось покинуть общество незамеченной.
Пьер ждал ее в вестибюле, и его улыбка мгновенно согрела девушку. Он взял ее под руку, и словно электрический ток тут же пронизал все его тело. Ей так хотелось приникнуть к нему, склонить голову на его плечо.
— Никто не поинтересовался, куда мы отправились? — спросил Пьер.
— Никому до меня, по-моему, не было дела, — ответила Заза. — Они все слушали, разинув рты, этого противного Эмиля Пужье. Я же была им неинтересна.
— Зато вы очень интересны мне, — приблизив губы к ее уху, прошептал Пьер и увлек девушку к выходу.
— А как быть с дядюшкой Франсуа? — спросила она. — Ведь он же еще не может ходить самостоятельно?
— Все улажено, — успокоил ее Пьер. — Привратник и портье согласились доставить его в кровать, когда он почувствует себя усталым. Я думаю, что это произойдет примерно через час. Какие бы жаркие споры ни возникли в кафе, они появятся точно в назначенное время и поднимут профессора наверх, несмотря на все возражения собравшихся.
Заза улыбнулась.
— Они так стараются друг перед другом продемонстрировать свою агрессивность.
— Я бы хотел надеяться, что это всего лишь спектакль.
— Я тоже бы этого хотела, — согласилась девушка. Швейцар у подъезда отеля услужливо подозвал для них экипаж, и они уселись рядышком на мягкое сиденье коляски.
