Мюриэл Митчелл - Детство Скарлетт
Уже четыре маленьких аккуратных отверстия были одно рядом с другим. Еще одно нажатие указательного пальца, и пуля впилась в металл, разрывая его. Все пули легли как раз в сердце, нарисовав незамысловатую фигуру, похожую на те, что художники изображают на картах и рисуют девушки, воображая, что она похожа на сердце, а юноши рисуют эту же фигуру, проткнутую стрелой.
Рамон Рохас несколько мгновений помедлил, потом сошел на несколько ступенек вниз, вскинул карабин, прижав приклад к плечу, прицелился и выстрелил последний раз.
Последний выстрел абсолютно точно дорисовал фигуру сердца на груди латника.
— Вы хорошо стреляете, вы очень хорошо стреляете, — вежливо заметил Ретт Батлер, обращаясь к Рамону Рохасу.
— Знаешь, приятель, когда хочешь убить человека, то нужно стрелять в сердце, только в сердце. И тогда считай, что твоя жертва мертва.
Рохас помедлил и сказал.
— И еще. Самое лучшее оружие — карабин.
— Возможно, — ответил ему Ретт Батлер, — но я предпочитаю кольт сорок пятого калибра.
И он положил ладонь на рукоятку своего револьвера.
Рамон Рохас подошел к рыцарю, провел пальцем по отверстиям, сделанным пулями его карабина и удовлетворенно хмыкнул.
Ретт Батлер поднял недопитый стакан и сделал маленький глоток виски.
— Знаешь, друг, когда человек с кольтом сорок пять встретится с человеком, в руках у которого винтовка, то тот, который с кольтом — труп. Так гласит мексиканская пословица.
— Возможно и так, — пожал плечами Ретт Батлер, не снимая руку с рукоятки своего револьвера.
Рамон Рохас бросил свой карабин подручному. Тот ловко поймал его, прижал к груди, как ребенка и направился наверх на галерею.
А сверху в гостиную спустилась Морисоль. Ее лицо было грустным, но взгляд оставался каким-то непримиримым.
Она посмотрела на Батлера, но тот еще раз пожала плечами, сделав вид, что первый раз в жизни видит Морисоль.
Рамон Рохас обратился к одному из своих людей.
— Хулио, возьми пять человек и проводи Морисоль в маленький дом. И смотри, чтобы все было в порядке, иначе тебе несдобровать.
— Слушаюсь, — ответил подручный.
Рохас подошел к женщине, схватил ее за голову, крепко сжал подбородок, повернул к себе и буквально впился своими крепкими зубами в ее губы.
Морисоль стояла с опущенными руками, абсолютно неподвижная, бесстрастная, как мраморная колонна.
Наконец, Рамон оторвался от ее губ и несильно оттолкнул Морисоль.
— Ступай в маленький дом. А мне нужно будет сделать кое-что. Как там, экипаж готов? — крикнул он безадресно.
— Да, готов, — тут же ответили ему.
— Тогда отправляйтесь! Всем приятного аппетита, — крикнул Рамон, пересекая зал и выходя через черный ход.
Вся толпа пьянствующих и обжирающихся радостно загалдела, приветствуя Рамона Рохаса.
Один Ретт Батлер остался спокойным. Он посмотрел на то, как медленно удаляется женщина в сопровождении вооруженных мужчин, и на его губах мелькнула едва заметная злорадная улыбка.
Но никто из присутствующих, даже из тех, кто наблюдал за Реттом Батлером, так и не понял, что означает эта его едва заметная улыбка.
А лицо Ретта Батлера снова сделалось непроницаемым. Он развернулся, направился к столу и наполнил почти до краев бокал виски. Он поднял бокал, посмотрел на Мигеля Рохаса и подмигнул:
— Вы слышали, что сказал Рамон?
— Да, да, — радостно загалдели сидящие за столом.
— Тогда будем веселиться, — и Ретт Батлер выпил половину бокала.
А через час мертвецки пьяного Ретта Батлера двое подручных Рамона Рохаса, взвалив на плечи, волокли наверх в ту комнату, куда когда-то его поселил один из братьев Рохаса.
Мужчины тяжело дышали.
— Фу, чертовски тяжелый этот янки! Весит не меньше центнера, как свинья, — говорил небритый широкоскулый мужчина с длинными сальными волосами.
— Тащи, тащи. Это наш напарник. Один из самых надежных людей Рохасов, как говорит дон Мигель.
— Надежный? Кто его знает, какой он там надежный, — проворчал небритый. — Придет время, и мы посмотрим, какой он верный.
— Слушай, ты слишком много рассуждаешь. Тащи, тебе приказали — и тащи.
— Дьявол, как этот янки напился. Он совсем не умеет этого делать, а еще собирался посостязаться с доном Мигелем.
— Дон Мигель это еще что. Вот Рамона, наверное, никто никогда не сможет перепить. Вот это уж точно, он пьет лучше всех в округе и не пьянеет.
— Видал я людей, которые пьют получше Рамона.
— Ну-ну, ты попридержи язык. Лучше Рамона вообще пить невозможно.
— Не-е, есть люди, которые умеют пить.
— Ты еще скажи, что кто-нибудь стреляет лучше Рамона.
— А вот этого я не скажу, потому что не видел. Разве что вот этот янки, — и мужчина похлопал беспомощно обмякшее тело Ретта Батлера по плечу, — да и то после такой дозы навряд ли он сможет уверенно нажать на курок и выстрелить, не целясь.
— Этот, наверное, завтра вообще едва будет стоять на ногах, — сказал второй мужчина, помогая внести Ретта Батлера в комнатку.
Подручные Рамона Рохаса бросили Ретта на широкую постель.
— Уж и нализался этот янки. А весит, наверное, целую тонну.
— Да, ладно тебе, сам-то он ходить не может, ноги-то не держат. Вот пришлось его нести.
— Точно уж, пришлось, — вытирая вспотевшее небритое лицо, ответил мужчина, и они неторопливо покинули комнату Ретта Батлера.
Едва захлопнулась дверь и смолкли шаги на деревянных ступенях лестницы, Ретт Батлер открыл глаза. Его взор был ясным и спокойным, а на лбу образовалась вертикальная складка, которая показывала, что Ретт Батлер сосредоточенно о чем-то думает.
Через несколько минут бесцельного созерцания облупленного потолка Ретт Батлер вздрогнул, сжал кулаки и резко поднялся с кровати.
Он помассировал себе затылок, потряс головой, приходя в себя, потом подошел к тазу с кувшином, налил воды, плеснул себе в лицо и удовлетворенно крякнул.
— Наконец-то, я один, не надо притворяться.
Он растер лицо и шею белым чистым полотенцем, сел на кровать, вытащил из кобуры револьвер и быстро зарядил барабан патронами.
Сжав в руках оружие, Ретт Батлер почувствовал себя настоящим человеком, абсолютно трезвым, спокойным и уверенным в своих силах.
— Ты со мной, — погладил мужчина рукоятку кольта сорок пятого калибра, — значит, все будет в порядке.
Он приложил холодный ствол к своему горячему лбу, блаженно улыбнулся, потом прокрутил револьвер вокруг указательного пальца и опустил в кожаную кобуру.
Подойдя к окну, Ретт распахнул его и глянул в темное ночное небо.