Наталья Павлищева - Трон любви
Мужчины несколько мгновений изумленно смотрели на закутанную в ткань Хуррем, потом Сулейман усмехнулся:
– Вот так!
Можно было не объяснять, что «так», Ибрагим и сам подумал, что не всякий из пашей, заседавших в Диване, смог бы вот так точно схватить и выразить суть дела. Оба подумали: «Вот это женщина!», но у каждого смысл восклицания был свой. Сулейман восхищался умом возлюбленной, а Ибрагим сожалел, что с такой женщиной ему придется враждовать. Надежды объединить усилия уже не было, визирь бесповоротно выбрал поддержку ее соперницы Махидевран, вернее, не самой Махидевран, а ее сына – шех-заде Мустафы.
Эта неожиданная беседа показала Сулейману, что он вполне может привлечь Хасеки к некоторым своим делам, во всяком случае, дипломатическим, а Ибрагиму, что соперница сильна и держит султана вовсе не только своей женской привлекательностью. Каждый сделал вывод.
А что касается Франжипани и привезенного им письма, то султан Сулейман ответил высокопарным посланием, по-восточному велеречивым, сплошь завуалированным и полным высокомерной благосклонности.
Ответил и объявил подготовку к новому походу.
К тому времени, когда Жан Франжипани с достойными подарками и ответом султана Сулеймана вернулся в Париж, король Франции уже вовсю решал для себя вопрос, какую из своих фавориток – госпожу Монтеспан или очаровательную Жанну де Писле – больше желает. Хорошо бы затащить в постель обеих, но дамы капризничали…
Договор с императором Карлом? Кто же собирается его выполнять, если он подписан под давлением? Двое сыновей в плену вместо отца? Ничего, посидят, им полезно, а то, что сидят вовсе не в королевских условиях, потому что отец обманщик… Платить король отказался, надеясь, что все как-то само собой разрешится, да и денег у него не было…
Оставалась еще сестра Карла Элеонора, влюбчивая особа, которой Франциск морочил голову в Мадриде исключительно от безделья и отсутствия других кандидатур, а еще ради своего освобождения… Но женитьба… это так скучно… Где гарантия того, что Элеонора окажется столь же терпимой к королевским амурным шалостям, какой была первая супруга Клод Французская по прозвищу Кроткая?
Клод принесла ему трон, а Элеонора помогла вытащить из тюрьмы? Ну и что, на то они и женщины, чтобы делать все для Франциска, он привык от женщин только получать, даря лишь свою благосклонность и готовность к любви. Желательно, чтобы любовь была не с одной.
Нет, Франциск вовсе не завидовал турецкому султану, у которого в минуту отчаянья попросил помощи, конечно, у султана много красавиц в его распоряжении, но что такое женщина, которая покорна и не умеет кокетничать?
Он и от достигнутой договоренности с султаном Сулейманом отказался, но мать Луиза Савойская быстро убедила в том, что Османская империя единственный сильный союзник Франции в столь трудную минуту, на остальных либо нельзя полагаться, либо не стоит рассчитывать по причине их собственной слабости.
Возмущенный Карл, узнав о переписке Франциска с Сулейманом, со свойственным ему чувством юмора назвал этот союз «Союзом Лилии и Полумесяца». Укор императора в непорядочности выбора союзников подкреплялся укором в непорядочности по отношению к обманутой Элеоноре.
На защиту несчастной влюбленной встали все дамы, совсем недавно заступавшиеся за Франциска. Пришлось обещать жениться… потом… немного позже… Франциску удалось протянуть четыре года, дольше отсрочить брак не позволили. Бедная Элеонора не раз пожалела, что связалась с любвеобильным Франциском и вынудила брата потребовать у пленника обязательства жениться.
Султан Сулейман прекрасно понимал, что играет в Европе всего лишь роль противовеса, что воюющие стороны готовы заключить с ним союз только ради усиления собственных позиций. Сам он отводил себе иную роль, считая возможным помериться силами с самим Карлом. Потому просьба напасть на Венгрию, на которую претендовал и младший брат императора Карла Фридрих Габсбург, кстати, будущий император Великой Римской империи, пришлась в Стамбуле весьма кстати, она максимально отвечала чаяньям самого Сулеймана.
Ибрагим был не прав, султан готов оказать французскому королю «посильную помощь», продолжив наказывать несчастную Венгрию за пленение Карлом Франциска. К тому же он хорошо помнил и мечтал повторить успех Белграда. Почему бы нет? Пусть Карл поймет, кто противостоит ему на Востоке.
Итак, поход, только пока не говорилось куда. Янычары обрадовались, сипахи тоже, все, кто осуществлял поставки для армии, потирали руки, в Стамбул стали стекаться те, кто желал бы отправиться в поход (неважно куда) ради грабежа.
Но в поход всегда ходили весной, когда прекратятся дожди и подсохнет земля. Время подготовиться было…
Хуррем играла с малышами, когда раздался стук в дверь и в нее бочком протиснулся кизляр-ага.
– Госпожа Хасеки Султан…
Ну что за голос у этого кизляр-аги, что за привычка разговаривать так, словно он тает на солнце или знает что-то негодное! Вечно загадочен, вечно что-то недоговаривает, вечно произносит слова нараспев, тягуче и тревожно…
И ходит тоже… Дело не в семенящей из-за увечья и необходимости все время держать глаза опущенными походке, он так привык демонстрировать свою покорность, что делает это даже тогда, когда совсем не нужно. В широко открытую дверь евнух умудряется буквально просовываться боком, словно пропуская кого-то рядом с собой или за кем-то следуя и нашептывая при этом.
– Повелитель велел привести вас к нему. Но наденьте чадру.
– Чадру? Что случилось? Нужна парадная одежда?
– Нет, сказано, что достаточно обычной, только покрывало поплотней и яшмак тоже.
Евнух сделал Гюль и Гёкче, новой служанке Хуррем, знак остаться:
– Проводят евнухи.
Стало тревожно, Хуррем попыталась хоть что-то вызнать у кизляр-аги, но тот держался как кремень:
– Повелитель приказал вас привести. Больше ничего не знаю.
Не так часто им удавалось выходить за Ворота блаженства наружу, гарем не выпускал своих пленниц. Но главный евнух вел Хуррем уверенно, она уже знала этот путь, потому что была одна из немногих, кому удавалось хотя бы иногда его проделывать.
Конечно, большинство одалисок мечтало совсем о другой дороге – в спальню Повелителя, а Хуррем ценила эту – в его покои вне гарема. Туда крайне редко ходила даже валиде, там не бывали другие женщины, не было хода Махидевран или Гульфем, там мужской мир, и то, что Хуррем там бывала, добавляло зависти и ненависти к ней. Зависти не к самим походам, а к избранности, к тому, что ей доступно недоступное другим.
