Нора Лофтс - Телец для Венеры
– Тогда все в порядке. Во всем остальном ваша профессия пойдет нам на пользу. Для вас естественно отлучаться по ночам. Итак, мы становимся партнерами?
– Разумеется, – кивнул Хамфри.
– На это я и надеялся. Не могу выразить, какая ноша свалилась с моих плеч. Двадцать фунтов позволят мне вытащить Летти из этого ужасного места, а ни о чем другом начиная с ноября я и не помышляю. Между прочим… сколько времени мне понадобится, чтобы заработать такую сумму? На сколько я могу рассчитывать в неделю?
– По-разному, – ответил Плант. – Я все организую и дам вам знать. Многое зависит от количества сбытого товара. Мой последний партнер ни к черту не годился, и с наступлением зимы мне пришлось отказаться от нескольких возможных покупателей. Но теперь мы можем расширить клиентуру. Короче говоря, не беспокойтесь о деньгах. Я буду сообщать вам о ваших гонорарах, а вы дадите мне знать, если понадобится больше. Полагаю, вы заберете девушку сразу же? Я жду не дождусь того дня, когда миссис Роуэн сообщит мне о ее исчезновении – тогда я почувствую, что, наконец, с ней посчитался.
– Вам не придется долго ждать, – заверил его Хамфри.
– Я начну подыскивать место для Летти завтра с утра.
Глава 14
Хамфри воображал, будто осуществлению его планов мешает лишь отсутствие денег, и был полностью уверен, что с двадцатью фунтами в кармане и перспективой в случае необходимости заработать еще больше он подыщет дом для Летти в течение часа. Но в первый же день на это было потрачено полных два часа – более, чем он мог на законном основании позволить себе выкроить из своего рабочего времени, – а Летти все еще оставалась бездомной, если не считать кафе.
Сначала Хамфри попытал счастья в домах с хорошей репутацией, где респектабельные вдовы или старые девы кое-как сводили концы с концами за счет жильцов. В промежутках между профессиональными визитами Хамфри смог в первый день повидать четырех из семи известных в городе леди. У трех из них не было свободных комнат, а четвертая не сдавала жилье женщинам, намекнув, что это причинило ей неприятности в прошлом.
Поэтому, когда он явился к Планту, готовый предпринять первую попытку нарушения таможенных законов, обустройство для Летти безопасного жилища по-прежнему оставалось мечтой.
Однако вскоре, оказавшись в морозной ночной тьме, Хамфри позабыл о Летти и принятых на себя обязательствах. Двуколка ожидала во дворе, груз был накрыт старой попоной. Плант, закутанный с головы до пят и казавшийся бесформенным кулем, помог запрячь лошадь и дал ряд указаний. Хамфри, взбираясь на место возницы, как он делал ежедневно, отправляясь к живущим за городом пациентам, молча размышлял: «Теперь я контрабандист. Я поставил себя по другую сторону закона, и, если что-нибудь пойдет не так, старый сэр Сайлас Придуорт, которому я утром пустил кровь, приговорит меня самое меньшее к ссылке на каторгу». Помимо этих фантастических мыслей, все выглядело почти разочаровывающее обыденным. Как и большинство школьников его поколения, Хамфри живо интересовался подвигами Беддоуза, Скиппера и знаменитой банды Торстона, а слово «контрабандист» пробуждало в нем ассоциации с кровожадными головорезами и романтическими приключениями. Однако все оборачивалось соглашением между простуженным владельцем конюшни и помощником врача, что сводило на нет школьные представления, и давало понять, что вещи, кажущиеся романтическими, когда о них читаешь или слышишь, становятся повседневной работой, когда, непосредственно в них участвуешь. Впрочем, не исключено, – хотя это казалось в высшей степени, невероятным, и Хамфри надеялся, что такого никогда не произойдет, – если дело окончится неудачной и кровавой развязкой, о нем напишут как о знаменитом враче-контрабандисте Хамфри Шедболте. Разумеется, эти мысли были абсурдными. Однако, когда он добрался до первого пункта назначения и поднял попону над бочками и ящиками в задней части повозки, то вновь ощутил романтическую приподнятость. От груза исходил запах моря, дальних странствий, удивительных приключений, дерзкого беззакония… Воистину тот не жил по-настоящему, кто не прибегал к двойной морали, каждая из которых отрицала другую и насмехалась над ней. Но дома, которые посещал Хамфри, доставляя товары, ничем не отличались от посещаемых им в качестве врача, а люди, рассчитывающиеся за товар, – от людей, которые платили ему за вскрытие нарыва, вправление вывиха или прием родов. Собственно говоря, они могли быть теми же самыми, и, памятуя об этом, Хамфри надвигал шляпу на глаза и прикрывал подбородок шарфом.
Возвращаясь рано утром на ферму Планта, он внезапно ощутил опасность. Что, если во дворе прячутся акцизные чиновники? Конечно, он может сказать, будто его вызвали в Юстон и ему пришлось нанять лошадь и двуколку. Однако эта мысль вместе с успокоением принесла чувство стыда. Прикрывать почетной профессией весьма незаконное предприятие было в высшей степени недостойно. Оставалось надеяться, что ему не понадобится к этому прибегнуть.
На следующее утро миссис Гэмбл, принеся Хамфри кувшин горячей воды для умывания, едва смогла его разбудить, а за завтраком он еле сдерживался, чтобы не зевать и не впадать в сонное молчание. Хамфри окончательно проснулся только к одиннадцати. Рассчитав свое время, чтобы выкроить несколько часов на поиски жилья для Летти, он смог посетить два из трех оставшихся домов до возвращения к обеду в три часа. Один дом переменил обитателей и стал семейным жилищем, а в другом не оказалось свободных комнат.
После обеда Хамфри посетил пациента в деревне, а вернувшись в сумерках, получил очередное приглашение от миссис Нейлор. Быстро выпив чашку чаю, он снова отправился в путь – сначала к старухе, потом в последний дом, значащийся в его перечне. Хозяйка заявила, что прекращает сдавать комнаты по причине своего почтенного возраста: в шестьдесят лет она намерена уйти на покой и единолично пользоваться своим домом.
– Тридцать восемь лет в нем торчали чужие люди, и под конец жизни я надеялась побыть в нем одна. А если я приму вашу молодую леди, то мне это не удастся, не так ли?
Хамфри вернулся домой поужинать, а потом направился в кафе.
Теперь он знал самое худшее, ужасную правду о миссис Роуэн, и должен был поддерживать с ней дружеские отношения, пока Летти не окажется в безопасности, поэтому титаническими усилиями заставил себя улыбнуться в ответ на ее приветствие и обменяться замечаниями насчет погоды. А когда Летти подошла к столику Хамфри, к его чувству любви, восхищения и ответственности прибавились смущение и неловкость при воспоминании обо всем рассказанном ему Плантом. К тому же было невыносимо думать, что после мучительного составления планов, каждый из которых начинался с мысли: «Если бы у меня были деньги…, он имел в кармане двадцать золотых соверенов, но не продвинулся ни на шаг в поисках жилья для Летти.
