Виктория Холт - Богиня зеленой комнаты
— Конечно, мама. Но я им не нужна. Они сами могут позаботиться о себе. Дела у Георга идут хорошо. Мне кажется, он скоро женится.
— Да, женится... женитьба...
— Я знаю, мама, и мне очень жаль. Ричард говорит, что наступит день...
— Так же говорил и твой отец, Дороти. «Наступит день, Грейс, — говорил он, — и мой отец не сможет помешать мне». Да он никогда и не мешал... А потом он уехал и женился на этой женщине... бросил всех нас.
— Это было давным-давно, и все забыто.
— Он гордился бы тобой, Дороти.
— Я надеюсь, что да.
— Но мы все-таки выкарабкались, ведь правда? Ты помнишь, как мы узнали, что тебе надо ехать в Друри-Лейн?
— Я никогда этого не забуду. Так же, как не забуду твою любовь и помощь. Только это и поддерживало меня всегда.
Грейс кивнула головой, соглашаясь.
— Я хотела бы так думать.
Они немного помолчали, потом Грейс спросила:
— У тебя будет ребенок?
— Да, мама.
— Все повторяется... все повторяется...
— Не волнуйся, мама. Отдохни. Я с тобой. И Эстер тоже. Позвать детей?
Грейс прикрыла глаза.
— Я счастлива, — произнесла она. — Я подошла к финалу, и я счастлива. Ричард — хороший человек. Он женится на тебе, Дороти... придет этот день... в свое время...
— В свое время, — повторила Дороти, иее рот скривился в презрительной усмешке, но она не позволила Грейс увидеть это. Пусть она умрет спокойно, веря, что в один прекрасный день ее дочь займет то положение, о котором она всю жизнь страстно мечтала для нее.
После смерти матери Дороти в течение нескольких месяцев не могла успокоиться. Она была в полном неведении относительно угроз Джексона, владельца эдинбургского театра, который возбудил против нее судебное дело из-за нарушенного контракта. Это был один из тех редких случаев, когда Ричард смог ей помочь. К ее удивлению, он вступил с Джексоном в переговоры, и хотя она объявила, что не намерена больше выступать в его театре, дело было улажено без больших финансовых потерь.
Приближающееся рождение ребенка означало временный уход изтеатра, и появление малютки — еще одной девочки, которую она назвала Люси, — помогло ей утешиться.
В ту осень в Лондоне появился Ричард Дэйли, Разумеется, он пришел в театр посмотреть на Дороти. Мария Романзини прибежала в гардеробную Дороти, сказать ей об этом.
— Он здесь, — закричала она. В ее красивых темных глазах был ужас. — Он действительно в театре.
Поняв, о ком она говорит, Дороти в испуге задрожала:
«Идиотка, — сказала она себе. — Чем он может навредить мне сейчас?»
Она повернулась к Марии.
— Ты что, боишься, что он тебя украдет?
— Я всегда его боюсь, — ответила Мария, дрожа.
— Сейчас ты уже взрослая девушка, заметная актриса в Друри-Лейн. Почему ты должна бояться какого-то владельца ирландского театра? Что он может тебе сделать?
—Я даже думать о нем не хочу здесь, Дороти.
— Сейчас тебя защитит, Георг, как раньше защищала мама. У него хватит ума не приставать к тебе. Все изменилось для нас обеих, Мария.
Так оно и было, конечно, но ей приходилось постоянно себе об этом напоминать, и когда один из театральных посыльных пришел сказать ей, что мистер Дэйли из Дублина находится в Зеленой Комнате и просит ее о встрече, она резко сказала:
— Пожалуйста, передайте мистеру Дэйли, что я не могу с ним встретиться.
Она была совершенно уверена, что он на этом не успокоится. Так и случилось. Он заявился на Гавер-стрит, но она предвидела, что это может случиться, и ее слуги были предупреждены о том, что для мистера Дэйли ее нет, и никогда не будет дома. Он писал ей. Он хотел увидеть Фанни. Она не может помешать ему увидеть собственную дочь.
Она была в ужасе. Она приказала не спускать с Фанни глаз. Двери должны быть накрепко закрыты в течение всего дня, и ноги мистера Дэйли не должно быть в доме.
Она только сейчас поняла, какую глубокую травму нанес он ей в юности. Она снова вспоминала отвратительную сцену на чердаке, по ночам ее мучили кошмары — бегство из Дублина, холодный паром, страх остаться без работы в Англии, унижение от мысли, что она носит в себе ребенка человека, которого ненавидит. Все прошлое ожило в ней, и она кричала: «Никогда, никогда я не стану терпеть его рядом!»
Но он не успокоился. Прислал ей поздравление в связи с ее успехами. Он всегда знал, что она талантлива, очень талантлива, почти гениальна. Он может предложить ей очень большое жалование, если она приедет в Ирландию. Она ответила: «Нет! Никогда, — говорила она себе, — никогда больше не стану я работать у Ричарда Дэйли. Никогда больше я не стану с ним разговаривать». Наконец даже он вынужден был смириться с ее отказом и вернулся в Дублин, так и не поговорив с Дороти и не взглянув на свою дочь.
Когда он уехал, Дороти посмеялась над своими страхами: не было причин впадать в такую панику, он был злым гением ее юности, сейчас он ей не страшен.
Прошел еще один год. Она сыграла много ролей, которые принесли ей большой успех.
Она готовилась выступить в роли Летиции Харди в «Проделках красавицы», когда ей предложили новую работу — коротенькую пьесу для исполнения в качестве дивертисмента, комедию под названием «Испорченный ребенок», главным героем в которой был маленький Пикль, мальчишка, роль которого, казалось, была написана специально для Дороти.
Это была одна из тех ролей, в которых публика больше всего ее любила: во-первых, она должна быть одета в мужское платье, во-вторых, она может позволить себе разные выходки, которые зачастую просто импровизирует прямо на сцене. Кроме того, там были и легко запоминающиеся песенки, такие простые, что уже через несколько мгновений зрители начинали ей подпевать.
Дороти целиком отдалась репетициям «Испорченного ребенка», ибо знала, что публика валом повалит на этот спектакль. Сама по себе пьеса не имела особых достоинств, это был весьма грубый фарс, но в руках Дороти он стал шедевром. Она знала, что зал будет умирать от смеха над проделками маленького Пикля, который то сшивал с помощью иголки и нитки одежду двух влюбленных, не подозревающих об этом, то жарил на вертеле тетушкиного попугая вместо фазана, то выдергивал кресла из-под тех, кто собирался сесть. Такие шутки приводили зрителей в восторг, и Дороти знала, что этот спектакль должен стать ее триумфом. И она не ошиблась. Весь Лондон только и говорил, что о маленьком Пикле. «Вы уже видели Пикля? Вы обязательно должны его посмотреть. Это примитивный фарс, но вы просто умрете со смеху. Непременно посмотрите джордановского Пикля».
Газеты назвали ее Маленький Пикль. Когда публика приходила на спектакль, она после его окончания кричала и требовала дивертисмента с Пиклем. Дороти была на вершине популярности, и не имело никакого значения, что миссис Сиддонс и вся семья Кембл продолжали спрашивать себя, куда же катится театр. На деле большинство лондонских театралов хотели видеть Пикля и ничего другого.
