Кортни Милан - Искушение любовью
Он сделал шаг в сторону и жестом пригласил гостя в дом:
— Прошу вас, входите.
— Нет, я не могу. Я не собирался нарушать ваше…
— Но я вас приглашаю. Я почту за честь, если вы воспользуетесь моим гостеприимством.
Несмотря на свою известность и высокое положение, с этим работягой Марк чувствовал себя свободнее и естественнее, чем с местным священником. Он провел своего гостя по коридору. Краем глаза Марк заметил, что мужчина слегка припадает на одну ногу. Он вовсе не был калекой, его даже нельзя было назвать хромым; скорее, это было похоже на старую рану.
Посетитель не удивился тому, что Марк сам ставит на огонь чайник, или хлебу с джемом, которые он поставил на стол. Он не спросил, почему у знаменитого сэра Марка нет слуг. Его старший брат был очень богат, но одним из самых ранних воспоминаний детства Марка был веник в руках и попытки подмести пол, в то время как его старшая сестра моет посуду. В доме брата он все время боролся с привычкой делать все самостоятельно — принести газету, надеть сюртук, вместо того чтобы стоять, вытянув руки, и ждать, пока лакей просунет их в рукава.
— Сейчас я присматриваю за овцами Боусера, — сказал мужчина. — А мою жену зовут миссис Джудит Тонтон.
— Тонтон, — медленно повторил Марк. — Я ее помню. — Воспоминание было смутным — какая-то маленькая комнатушка в деревенском доме, молодая женщина с двумя маленькими детьми. Его мать навещала ее; Марк ходил вместе с ней. Она всегда брала его с собой. — Но это было много лет назад. Возможно, лет двадцать.
— Верно, — подтвердил Тонтон и наконец-то посмотрел Марку в глаза. — Это было еще до того, как я вернулся из ссылки. Не знаю, что сталось бы с Джуди, если бы не ваша матушка.
— М-м-м.
— Да, — сухо сказал Тонтон. — Я был одним из тех самых молодых поджигателей. — Он развел руками. — Я вместе с другими поджег фабрику, когда они привезли «Дженни-пряху» и уволили половину рабочих. — Он слегка покраснел, возможно, от того, что вспомнил: сожженная фабрика принадлежала отцу Марка. — Судьи выслали меня из страны за то, что я сделал. И ваша матушка помогла моим мальчикам не умереть с голоду. А потом оплатила мою дорогу до дома и поручилась за меня, за мое хорошее поведение, в то время как никто не хотел брать на работу преступника.
— Может быть, все это так и было, — тихо сказал Марк, — но ведь именно мой отец вас и уволил. Так что одно уравновешено другим.
Мать несомненно согласилась бы с этими словами. Она была совершенно безумна, но во всем, что делала, прослеживалась пугающе четкая последовательность и логика. Она продала все, чем владела семья, и раздала деньги бедным. Но при этом никогда не воспринимала свои действия как благотворительность. Она считала, что просто возвращает взятое ранее.
Тонтон снова посмотрел на него:
— Прошу прощения, сэр, но я все равно не чувствую, что одно уравновешивает другое. Я очень и очень обязан вашему семейству. — Он потер лоб. — Но я пришел сюда не затем, чтобы препираться с вами. Видите, в чем дело… у меня есть собака. Сучка. Не просто собака — лучшая пастушья собака во всем Сомерсете, клянусь вам. Другой такой просто не сыскать. Шотландской породы. — Его глаза неожиданно засияли. — Она гуляла с кобелем несколько месяцев назад. Весь народ здесь, в наших краях, готов все на свете отдать, лишь бы заполучить одного из щенков Дейзи. Всего их пять; семь недель от роду. О четырех я уже договорился, а пятого придержал, потому что… — Он положил руку на стол, ладонью вверх. Под ногтями у него было черно. — Сэр Марк, может быть, вы захотели бы щеночка? Я счел бы за огромную честь, если бы детеныш Дейзи отошел одному из сыновей Элизабет Тёрнер.
Марк проглотил ком в горле. Наиболее зажиточные члены общины — те, кому принадлежали мельницы или землевладельцы, — пару раз приглашали его разделить их скромную трапезу. Впрочем, даже это гостеприимство было вызвано вполне прозаическими причинами. Деревенские хотели вволю посплетничать и похвастаться перед соседями, что их гостем был сам сэр Марк.
Но он прекрасно знал, что значила для этих людей хорошая пастушья собака. Она не просто приносила пользу; она была верным спутником и надежным другом; она являлась символом благосостояния. Человек, имеющий собаку, не влачил жалкое существование; в глазах окружающих он жил в достатке. Предложить собаку Марку для Тонтона было равносильно тому, чтобы подарить своего первенца.
— Мистер Тонтон, я приехал в Шептон-Маллет, чтобы подумать… подумать над одним предложением. Видите ли, меня попросили стать членом Королевской комиссии по делам бедных.
Тонтон кивнул.
— Это… большая честь, — заметил он. Уголки его губ чуть дрогнули.
Марк потер висок.
— Вы хотите сказать, это ужасно. Я не сторонник законов о бедных, к тому же комиссия запятнала свою репутацию еще больше, чем парламент. У меня нет никакого желания тратить свою жизнь на обсуждение вопросов вроде величины порций овсянки в работных домах.
Тонтон побарабанил пальцами по колену.
— Ну… если там такая неразбериха, может статься, как раз вы им и поможете? Хорошему человеку дело всегда найдется.
— Да, я знаю. Только поэтому я и не отклонил предложение сразу же.
И люди — действительно важные люди — прислушаются к нему, если он скажет, что вся система никуда не годится. Марк понимал, что он смог бы улучшить положение вещей. Судьбе было угодно даровать ему известность, и он чувствовал, что обязан употребить ее на всеобщее благо. Только… это звучало так, словно он должен был любить всех по долгу службы, и это несколько его смущало.
— Понимаете ли, если я и в самом деле соглашусь на эту должность, то мне придется много путешествовать. И мне негде будет держать собаку. Мне кажется, щенок Дейзи заслуживает лучшей участи.
Лицо Тонтона потемнело.
— Ну конечно… — пробормотал он. — Вы будете блистать в самых известных салонах. Там нет места для грязной собачонки. — Он расправил плечи и оглядел комнату. — Ну что ж. Возможно, я смогу быть вам полезен чем-нибудь еще.
Может быть, Марк и не считал то, что делала его мать, чистой благотворительностью, но этот человек явно придерживался другого мнения. Отказаться от подарка было все равно что отрубить дружески протянутую руку.
— Но мой брат, — неожиданно для себя добавил он, — мой старший брат — он не станет запирать собаку в крошечной лондонской гостиной. И я знаю, что он давно мечтал иметь какое-нибудь животное. Как раз на днях я думал, что нужно ему кого-нибудь подарить.
Тонтон поднял голову. Его глаза снова заблестели.
