Кортни Милан - Искушение любовью
За последние семь лет ее собственная жажда, ее нужды отошли на второй план, подчиняясь желаниям мужчины, который платил за ее тело. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз ощущала наслаждение.
Эмоции, которые она испытывала сейчас, были максимально неразумными.
Одно дело — соблазнить сэра Марка. И совсем, совсем другое — поддаться соблазну самой, позволить своему сердцу и своим чувствам сосредоточиться не на его совращении, а на нем самом. И тем не менее Джессика снова и снова представляла себе тот поцелуй. Его потрясенные глаза, когда он взглянул на нее и произнес «О боже». Она вспоминала, как его губы прижались к ее, и воображение на этом не останавливалось. Один поцелуй — это слишком мало.
Она хотела еще и еще. Она хотела чувствовать на себе его руки — чувствовать, как он по-настоящему ласкает ее, а не целомудренно касается кончиков ее пальцев.
Она хотела прогнать свой ледяной страх, растопить его теплом истинного желания.
Джессика вспомнила, как опиралась на сильную руку сэра Марка, какими твердыми были его мышцы под тканью рубашки, и представила себе его обнаженное тело. Должно быть, оно стройное и мускулистое, поджарое, но крепкое. Дрожь пробежала по ее собственному телу, и Джессика закрыла глаза. Она надевала его сюртук и точно знала, что портной не добавил никаких особых уплотнений, так что шириной плеч сэр Марк был обязан исключительно природе, а не хитрому покрою.
При мысли о его сюртуке, о его запахе, обволакивавшем ее, словно туман, она почувствовала, как ее тело наливается жаром, как будто ее накрыли с головой теплым одеялом. Его запах… Свежий мужской аромат с едва заметными нотками морской соли и крахмала. Никаких посторонних примесей; ни помады для волос, ни одеколона, призванного заглушить другие, более едкие запахи. Его кожа должна пахнуть точно так же — чисто, свежо и невероятно притягательно. Этот запах она не могла бы сравнить ни с чем — ну разве что с кристально-прозрачным, холодным горным ручьем в яркий солнечный день.
В ее фантазиях она не дотрагивалась до него. Это было… не обязательно. Здесь ей не нужно было ставить его удовольствие выше своего, заботиться только о том, чтобы удовлетворить его, забывая при этом, чего хочется ей самой. Здесь он думал о ней. Он ласкал ее. Он старался доставить ей наслаждение.
Да, это была всего лишь фантазия, но… о, как она жаждала его! А ведь ей столько лет не хотелось вообще ничего, и тем более она не испытывала такой страстной тяги к мужчине.
Сейчас, в полной безопасности, в своей собственной постели, она могла разрешить себе хотеть его. Не думая, не анализируя, не планируя каждый шаг, не рассчитывая возможный эффект от прикосновений. Она могла хотеть его для себя самой.
Она вздохнула, и прохладный ночной воздух нежно поцеловал ее разгоряченные губы. Сэра Марка не было рядом, он существовал только в ее воображении, и поэтому ее собственные руки должны были действовать вместо него. Она дотрагивалась до себя, до своей груди, до бедер, постепенно отвоевывая территорию, которую отдала другим много лет назад.
Его, а не ее пальцы коснулись ее соска. Его губы. Это его рука раздвинула ее ноги, погладила бедра, нащупала нежный бутон между ними.
И острое, почти мучительное удовольствие, которым отозвалось ее тело, не принадлежало никому, кроме нее. Это было ее, и только ее наслаждение. Только ее нужды имели значение; она не должна была заботиться ни о ком, кроме себя. Не нужно было притворяться, делать вид, что ей хорошо, своей поддельной страстью возбуждая страсть в другом.
Сладкая судорога пронзила ее с головы до ног. Это было не просто физическое наслаждение; ощущение, потрясшее ее, было сильнее и ярче, оно скорее напоминало экстаз, и она едва не заплакала от счастья.
Я — это я. Я своя.
Она снова принадлежала самой себе. Ее тело, ее душа, ее удовольствия и горести. Каждый дюйм ее тела был ее, ее собственным, ничьим больше. Она являлась чужой собственностью много лет, но теперь она была свободна.
Она была самой собой.
Она прерывисто вздохнула. Ее тело все еще дрожало, веки трепетали. Джессика открыла глаза и увидела перед собой темноту.
И снова подумала о Марке.
— О… боже, — всхлипнула она.
Глава 9
Фигура, стоящая на пороге дома Марка, не обладала и тенью той привлекательности, что отличала неожиданную гостью, заявившуюся в его дом в тот самый памятный дождливый день.
Время приближалось к ужину, но сейчас, в разгар лета, солнечные лучи грели еще довольно сильно. На его сегодняшнем посетителе была поношенная куртка из прочной шерстяной материи, слегка измятая и с загрязнившимися обшлагами. Судя по лицу, красноватому и морщинистому, ему приходилось проводить много времени на солнце. В руках мужчина держал бесформенную черную шляпу с мягкими полями; он то сжимал ее, то крутил, при этом старательно отводя взгляд от Марка.
— Чем я могу вам помочь? — спросил Марк.
От мужчины пахло потом — но не кислым и противным, как от лондонского бродяги, а здоровым и чистым, как от человека, который целый день занимается тяжелым физическим трудом.
Огромные руки скомкали шляпу.
— Я… я хотел… Видите ли, сэр, мы с женой… мы не из тех людей, что забывают о долгах. Я мог бы просто поблагодарить вас, но…
Что-то в тоне этого человека, в отводимом взгляде подсказало Марку, что его посетитель говорит не о той неопределенной благодарности, которую, как правило, испытывали к нему богатые горожане за «Практическое пособие». Виделись ли они раньше? Он внимательно вгляделся в своего гостя, стараясь припомнить его лицо, представить его моложе и без морщин, но так и не узнал. Может быть, дело было в возрасте, а может быть, в том, что его детские воспоминания были чересчур расплывчатыми.
— Вам не за что меня благодарить, — заметил Марк. — Уверяю вас, я не сделал ничего особенного.
Мужчина сокрушенно покачал головой:
— Ничего особенного? Разве я могу забыть то, что сделала для меня ваша матушка? Да я бы со стыда сгорел! Я помню все так, словно это было вчера. Моя Джуди осталась одна с ребятишками… — Он еще раз покачал головой. — Пожалуйста, сэр Марк. Если вы не позволите отплатить вам, мне будет не по себе всю оставшуюся жизнь.
Стыд. Вот что чувствовал Марк прежде всего, когда вспоминал о матери. Ее припадки безумия, насмешливые взгляды, которыми обменивались жители города, слушая ее очередную тираду.
Он сделал шаг в сторону и жестом пригласил гостя в дом:
— Прошу вас, входите.
— Нет, я не могу. Я не собирался нарушать ваше…
