Блайт Гиффорд - Охотник на ведьм (ЛП)
— У меня… тоже только одно. — Свое собственное, ибо Скоби не дал ему ничего. Александр не доказал, что заслужил этот подарок.
— Богс! Подойдите!
Жестом он показал, что уже идет, потом протянул ладонь Александру.
— На сожжение-то останетесь?
Сожжение. За все годы его одержимости ведьмами он ни разу не видел финального акта. Никогда не становился свидетелем окончательного уничтожения зла.
— Да, — внезапно решился он. — Останусь.
Богс помахал ему на прощание, а после, покрикивая на работников, вернулся к своему прерванному занятию.
Решено. Он останется, чтобы своими глазами узреть торжество правосудия и поверженного Сатану. Это придаст ему сил, необходимых для завершения «мелочи», которая ждала его в Кирктоне.
Вернувшись на постоялый двор, он сказал хозяйке, что берет последнее место, и попросил подать питье и еду. Все, что ему нужно — ночь крепкого сна вдали от сумятицы Кирктона, и тогда он будет готов совершить то, что должен.
Он уже допивал кружку, как вдруг заметил неподалеку знакомое лицо. Кустистые брови, большой нос, резкие морщины — как часто он видел эти черты, когда учился в университете. Майкл Форбс, его бывший профессор.
— Мистер Форбс?
Они не виделись четыре года, с тех пор, как Александр уехал из Абердина, но профессор выглядел постаревшим, словно они не встречались вдвое дольше.
— Кинкейд, ты ли это?
Они сдвинули стулья.
— Что вы здесь делаете?
— Меня попросили возглавить Комиссию. — Что явно его тяготило, судя по глубоким морщинам, бороздившим его чело сильнее, чем раньше.
— Они вызвали вас из самого Абердина? — Обычно Комиссию набирали из местных, таких как Оксборо или Диксон.
Тот кивнул.
— Сначала правосудие вершил король, потом Кромвель, потом Церковь. Теперь, когда Стюарт вернулся на трон, Тайный совет твердо настроен повсеместно распространить единый шотландский закон, поэтому они стали с большим пристрастием следить за тем, кто владеет властью в Комиссиях. — Он сделал паузу. — Бунты есть колыбель ведовства.
Шокирующая фраза.
— Вы думаете, ведьмы пытаются сместить короля?
— Я думаю, что единый стандарт во всем государстве предпочтительнее множества местных интерпретаций.
— Значит, граф Оксборо… — Он запнулся, не желая строить предположения, не бунтовал ли граф против короны, однако любопытство узнать, почему тому не досталось места в Комиссии, перевесило. — Его просто упустили из виду?
— Не пригласили. Видишь ли, официально титул ему не принадлежит. Он граф только по браку.
— По браку?
— Леди Оксборо — его кузина и единственное дитя предыдущего графа. Он давно уже подал прошение закрепить титул за ним и теперь ждет решения нового парламента. Наверное, в совете сочли, что посадить его во главе Комиссии — все равно, что подтвердить его притязания. Вдобавок, насколько я слышал, против этого возражали другие претенденты на титул из числа его родичей.
Ясно теперь, почему Оксборо торопится пристроить дочь замуж. Его положение было весьма непрочным.
— Ну, а ты как здесь оказался? В нашу прошлую встречу ты был помощником при Комиссии. — Еще тогда Форбс разглядел его рвение сражаться со злом.
— Теперь я охочусь на ведьм. Прошел обучение у Джеймса Скоби.
— Стал, значит, Ведьминым шилом. — Пристальный взгляд. Александр не знал, как его толковать. — Но не здесь.
— Еще не стал. Я едва начал. Одна ведьма в Кирктоне признала свою вину, и завтра я отправлю письмо с просьбой созвать там Комиссию. — Кроме Форбса, он не мог назвать никого, кому можно было бы с тем же доверием поручить столь непростую работу, и был рад, что в Тайном совете разделяют его мнение. — Если только вы не согласитесь направить туда свою. Тогда дело закончится гораздо быстрее. — А он всей душой жаждал его скорейшего разрешения.
Форбс покачал головой.
— Комиссия уже распущена. Почти все разъехались по домам. Я и сам уеду, как только разберусь с оставшимися делами. — Он вздохнул, поглядывая на Александра. — Незавидная у нас работа, ты не находишь?
Он кивнул.
— Да. Не знаю, надолго ли меня хватит. — До сих пор он не признавался в этом даже себе самому.
— Как твои близкие?
Эта тема нравилась ему не больше, чем предыдущая.
— Я редко их вижу.
Наследная доля позволяла Александру вести скромную, но независимую жизнь. К тому же после смерти матери в семье поселился разлад. Любые его устремления отец принимал в штыки, настаивая, чтобы сын оставался дома и помогал своему старшему брату, будущему лэрду, вести дела.
Она умерла, твердил отец, словно заодно с женой похоронил и память о ней. Тебе ее не воскресить.
Но он может — он должен — спасти от гибели других.
— Вы когда-нибудь задавались вопросом, — проговорил Александр, — насколько вы правы? Насколько они на самом деле виновны? — Еще до Скоби, работая помощником при Комиссиях, он смотрел на череду лиц и не мог узреть разницу между теми, кто служил Богу, а кто — Дьяволу.
Форбс вздохнул, и морщины на его лице обозначились резче.
— Ты же служил при Комиссиях. Ты сам знаешь ответ. К тому времени, как дело доходит до нас, зачастую только и остается, что вынести смертный приговор.
Несмотря на все свои подозрения, Александр продолжал видеть перед собой Маргрет; представлял, как она обнимает мать, как склоняет голову во время молитвы, как идет за водою к ручью или занимается чем-то еще, таким же обыденным. Как все обычные люди. Для нее и для других женщин на его попечении все могло закончиться в один момент — скажи он всего одно слово.
Он содрогнулся.
***
Хотя стояли октябрьские холода, утром Александр проснулся весь мокрый от пота и не сразу осознал, что уже не спит.
Во сне он балансировал на кромке узкой, вздымающейся из морской пучины, стены. По небу неслись черные штормовые тучи. Ревел ветер. Сверкнула молния, и на дальнем краю стены он увидел Маргрет. Противостоя ветру, он пошел по скользким камням ей навстречу, зная, что один неверный шаг — и его поглотят клокочущие волны.
А в спину ему, перекрывая гром, хохотал Дьявол.
На улице же сегодня не было ни дождя, ни ветра, ни грома с молниями, только тяжелое, свинцово-серое небо давило сверху на город.
Следуя за толпой, Александр пришел на площадь. Богс уже стоял вместе с отцами города возле помоста, с которого предстояло выступать священнику, слишком далеко, чтобы до него дозваться.
