Виктория Холт - Битва королев
Сказав об этом, мы свергнем де Бурга, сметем его, как мусор, из Вестминстера. Лишь бы только народ нам поверил. Женитьба его на принцессе шотландской дает нам в руки доказательства. Да не упустим мы этот шанс!
Епископ закончил свою речь. И Честер, и де Бреати молча кивнули.
В тавернах жители Лондона перешептывались… на берегах Темзы, прогуливаясь, они уже кричали во весь голос, и все о том, что Верховный судья правит молодым королем и поэтому стал самым богатым человеком в Англии.
Он дергает одну ниточку, другую – король взмахивает ручками и перекладывает денежки англичан из их карманов в бездонные сундуки Верховного судьи.
В толпе бродили нанятые Честером и де Бреати распространители слухов и охотно посвящали всех желающих в подробности обогащения Губерта де Бурга. И нельзя было привлечь их за клевету, ибо то была правда.
И все соглашались, потому что дьявол может ввести в искушение любого, и ни мужчина, ни женщина не устоят против корысти, но государственному деятелю надо быть в чистоте, а раз он ее нарушил, то позор и смерть ему.
Де Бург, проезжая по улицам вместе с королем, впервые в жизни ощутил леденящий ужас, когда собравшаяся у стен своих домов толпа встречала их зловещим молчанием.
Кто-то швырнул камень в Верховного судью и промахнулся. Он был единственным таким отчаянным – остальные лишь провожали процессию презрительными взглядами, но это был уже знак Судьбы. Скоро не только камни пойдут в дело.
Охранник Губерта оказался расторопным и поймал злоумышленника. С ним расправились жестоко – отрубили правую руку, которой он бросил камень.
Но ведь таких рук множество, а камней еще больше… найдется для Верховного судьи. Преступнику сочувствовали, потому что он пострадал за общее дело.
Один из самых уважаемых граждан столицы, Константен де Фиц-Атульф устроил собрание у себя в доме, и там было решено направить послание дофину французскому Людовику с просьбой вернуться в Англию, где жители Лондона готовы приветствовать его.
А потом было шествие по улицам столицы, и купец Константен шел во главе толпы и выкрикивал:
– Господь с нами! Бог и Людовик Французский спасут нас от нищеты!
Конечно, большая часть англичан не желала возвращения французов. И еще больше было тех, кто страшился прихода к власти Фолкса де Бреати с его головорезами. Им хотелось, чтобы молодой король сидел на троне по-прежнему, но только сменил советников – корыстных на честных, не таких явных жуликов, как де Бург, о котором даже стыдно поминать в приличном обществе.
Поэтому возмущение в Лондоне скоро было раздавлено железными панцирями королевских солдат, а Константен де Фиц-Атульф и прочие вожди оказались за решеткой.
Губерт де Бург был и расстроен и растерян. Он должен был поскорее избавиться от Константена и других бунтовщиков.
Но он все медлил, зная, что казнь подольет еще масла в огонь, уже разгоревшийся в Лондоне и по всей стране.
Он держал пленников в тюрьме, а сам все мучился сомнениями.
И тут к нему явился – кто бы мог подумать? – Фолкс, тот, кто разжег весь этот пожар – и предложил собственноручно повесить Константена, так как купец посмел оскорбить короля, а у короля нет более преданного слуги, чем Фолкс.
Де Бург, впервые в жизни проявив слабость и недальновидность, в спешке согласился.
Фолкс увез Константена и его друзей на другой берег Темзы и там, в уединенном месте, повесил на выбранных заранее могучих ивах.
Это, однако, не означало, что заговорщики прекратили свои атаки на Верховного судью. Они желали «смести пыль с трона».
Епископ составил, на их взгляд, великолепный план. Сначала Фолкс предложил свой – силой захватить Тауэр, но это было отвергнуто с разумным доводом, что у заговорщиков слишком мало сил.
Принят был план епископа – добиться аудиенции у короля в отсутствие де Бурга и убедить мальчика, что спасение королевства зависит только от его согласия убрать с глаз долой ненавистного народу, корыстолюбивого советника.
– Правда колет глаза! – настаивал епископ, уверенный в успехе своего плана.
Они явятся в Вестминстер неожиданно и застигнут Генриха врасплох. Он не будет готов к беседе, не получит заранее наставлений от де Бурга, и так как он еще дитя, то поверит всему сказанному о Верховном судье людьми мудрыми, знатными и сведущими.
Епископ обещал, что обеспечит доступ им во дворец в нужное для них время.
Впервые Генрих принимал делегацию без стоящих рядом Уильяма Маршала, Стивена Ленгтона и де Бурга, шепчущих ему, что надо отвечать.
Епископ Винчестерский был ему малознаком, и уж тем более Честер и этот де Бреати с грубым крестьянским лицом.
Епископ представил ему этих просителей и первым обратился к королю с речью:
– Мы ваши верные слуги, государь наш!
Генри благосклонно кивнул и дал знак, чтобы они поднялись с колен.
Ему было всегда неудобно, что взрослые мужчины становятся перед ним на колени.
Он разрешил им усесться на креслах. Они были такие высокие, даже он, восседающий на троне, все равно был ниже их.
– Вы упустили случай встретиться с Верховным судьей. Он только что отбыл из Лондона, – сказал Генрих.
– А нам как раз и надобно было поговорить с Вашим Величеством с глазу на глаз, – сказал епископ.
– Так говорите. – Генрих ощутил приятное тепло оттого, что может в первый раз принимать подданных и решать что-либо без чужих подсказок.
– Нам известно, что вы, наш король, превзошли умом своих сверстников и готовы принимать на себя обязанности управления государством. Если я не ошибся, то вы не нуждаетесь в няньке и кормилице.
– О какой кормилице вы говорите? – возмутился король. – Вы подразумеваете Губерта?
– Мы все уверены, что Верховный судья по-прежнему думает, что вы младенец. Он даже сажает вас на горшок, не так ли?
Последнее заявление епископа бросило короля в краску.
– Вы ошибаетесь, сударь!
– Чтобы удостовериться, что это не ошибка, мы и пришли сюда, государь…
– Надеюсь, у вас дело государственной важности? – напыщенно высказался мальчик.
– Разумеется, Ваше Величество знает о волнениях в столице?
– Я все знаю. Предатели собирались вновь отдать нас под власть французов.
– Вас ввели в заблуждение. Предателей в стране нет, а есть только верноподданные Вашего Величества, желающие избавить страну от наглого хапуги, – подал свой голос Честер.
– Я так не думаю, – пробормотал Генрих. – Они призывали Людовика Французского себе на помощь.
– Они возмутились поступками Верховного судьи, – уточнил епископ. – Уберите его, и страна успокоится.
– Убрать Губерта? Моего лучшего друга?
