Анна Рейн - Холодная
Еще один — сто пятьдесят.
Счет на две тысячи лорду Понсонби за лошадь. Две тысячи — за лошадь! Подумать только!
В дверь кабинета постучали.
— Миледи, — показался Бичем. — Вас спрашивает какая-то женщина.
Тон дворецкого сразу сказал, какого сорта женщина ее спрашивает. Такого еще не было. Эмма сказала дворецкому, чтобы пригласил посетительницу сюда, в ее кабинет.
— Мисс Эмери, — представил дворецкий гостью. Женщина нагло улыбнулась, пройдя мимо дворецкого.
— Леди Эшли? — самоуверенно спросила она.
— Да, я леди Эшли, — надменно сказал Эмма.
— А я любовница вашего мужа, — заявила она и без приглашения села в кресло, стоявшее напротив рабочего стола Эммы. Ошеломленная Эмма медленно поднялась из-за стола. Взгляд ее крепко держался за луну и звезды, приколотые на платье женщины. Теодор отдал брошь матери этой женщине. Более убедительного доказательства, что мисс Эмери — любовница Теодора, не требовалось.
— А я тут при чем? — холодно спросила Эмма, взяв себя в руки.
— Ну… — растерялась женщина. — Неужели вам все равно?
— Мы с мужем давно уже живем отдельно, — сообщила Эмма. — Он имеет право на личную жизнь.
— А платить за это кто будет? — капризно заявила женщина, но глаза ее наполнились слезами, и Эмме стало жаль мисс Эмери.
— Вы красивы, найдите другого покровителя, — в утешение сказала она, но тут же пожалела о своих словах. Если разборчивый Теодор сделал эту женщину своей любовницей, какое она имеет право разлучать их?
— Я люблю его, — разрыдалась мисс Эмери. — Но ведь одной любовью сыт не будешь. Я не знаю, что делать. Я не могу его бросить, но не могу же я умирать с голоду! Он… Я единственная для него, он сам так говорит, и это правда, я точно знаю. Он даже не заглядывается на других. Я так люблю его…
Сердце Эммы обливалось кровью. Вот та женщина, что стала единственной для Теодора. Не она, Эмма, а эта мисс Эмери.
Эмма сунула под нос девушке стакан с бренди. Девица глотнула не глядя и закашлялась.
— Простите, леди, — сказала она наконец.
— Ничего страшного, — сухо ответила Эмма. — С какой целью вы приехали сюда, мисс Эмери?
— Я не верила, что вы действительно живете каждый своей жизнью. Я хотела отомстить ему за то, что он держит меня в такой нищете, поссорив с женой, то есть…
— Ничего не получится.
— Я поняла, — женщина гордо поднялась. В глазах ее застыла грусть. — Простите, что побеспокоила, миледи.
Эмме показалось, что мисс Эмери искренне расстроилась и сожалеет о своем приезде. К тому же вид ее действительно свидетельствовал пусть не о крайней нищете, но о бедности.
— Подождите, — устало сказала Эмма. Мисс Эмери с опаской остановилась у двери.
— Что вы собираетесь делать? — спросила леди Эшли у любовницы мужа.
— Останусь с ним еще какое-то время… Если вы не возражаете, — насмешливо добавила она.
Эмма подавила ревность и боль.
— А дальше?
— Буду с ним, пока возможно. Ведь не голодаю, в конце концов. Я оставлю его только когда совсем невмоготу станет, — глухим голосом сказала женщина и вздернула подбородок: мол, попробуй, отговори, — не сдамся! Он мой!
— Тысяча фунтов в месяц тебя устроит?
— Если я оставлю его? — подозрительно уставилась на Эмму девица. Видно было, как в ней борются жадность и любовь.
— Нет, — нетерпеливо ответила Эмма. — Пока ты будешь оставаться с ним, я буду платить тебе тысячу фунтов в месяц.
Мисс Эмери посмотрела на леди Эмму как на сумасшедшую, торопливо завязала ленты шляпки и пошла прочь, бормоча:
— Сумасшедшая… Бедный Теодор. Зачем я только сюда поехала, дура несчастная…
Эмма потерла лицо ладонями. Она чувствовала себя настолько опустошенной и обессиленной, что не могла даже плакать.
Состояние вдовы Ренвик считалось ОЧЕНЬ большим. Эмма никогда не думала, что его можно растратить всего за полгода, но теперь убедилась: все возможно. У нее не осталось ничего ценного. Она продала все драгоценности, все мало-мальски ценные вещи в доме. Она забрала из банка вклад, приносивший ей проценты. Она уже заложила Дербери… И это стало последней каплей. Эмма решила, что едет к Теодору. Если понадобится, она стукнет его по голове и будет держать связанным, пока он не образумится. И самое главное, ей хотелось точно знать, насколько он изменился. Эмма боялась даже думать об этом. Что так изменило его, что заставило его играть «на деньги, которых у него нет»?
Дербери заложен, Эшли-парк, вероятно, тоже, как и лондонский дом. Но все это можно выкупить, если только… если только Теодор перестанет играть. Если не перестанет, ей останется только пойти в куртизанки. Впрочем, таких старых куртизанок почти не бывает.
Самое странное, что ни она, ни герцог Клермонт, который навещал ее еще пару раз и она, наконец, ему все рассказала, не знали большинство людей, которым был должен Теодор. Герцог предположил, что лорд Эшли играет в каких-то притонах, потому что в клубах джентльменов он почти не бывает. Герцог намеревался найти Теодора и хоть поговорить с ним. Если надо, вызвать на дуэль и пристрелить. Последнее предложение Эмма категорически отвергла. Она не сомневалась, что все еще можно поправить, не прибегая к таким крайним мерам. Герцог лишь печально покачал головой. Вот уже две недели прошло с тех пор, как герцог был у нее последний раз. От него пришло всего одно письмо, в котором сообщалось, что он не может нигде найти ее мужа. В Лондоне его нет, также как и в Эшли-парке. Лорд Понсонби тоже не знает, где Теодор. Мисс Эмери вообще отрицает свое знакомство с бароном Эшли. Кроме того, внезапно перестали приходить письма с угрозами засадить Теодора в долговую тюрьму и с требованиями выплат. Это напугало Эмму больше всего. Целая неделя — и ни одного долга! С одной стороны, это было к лучшему, потому что больше у нее ничего не было. Именно две недели назад герцог привез сообщение, что успешно получены деньги под залог Дербери. Все деньги ушли одному человеку — некоему никому не известному мистеру Пибоди. Герцог сообщил, что лично проследил за передачей денег. Мистер Пибоди ему не понравился — какой-то деревенский простачок. Вероятно, именно его невинный вид и обманул Теодора. Мистер Пибоди отказался говорить что-либо о своей игре с Теодором. Сказал только, что это их личное «жентльменское» дело и никто пусть в него не лезет. Клермонт не стал настаивать, хотя подозревал, что по этому мошеннику давно уж тюрьма плачет и до джентльмена ему ох как далеко!
Тем не менее, разыскать Теодора не могли. Это могло означать, что он сбежал от тех, кому должен, во Францию. Или же не сумел сбежать, и сейчас захоронен… в неизвестном месте.
