Кэрол Мортимер - Опасный обольститель
Женевьеву переполняла гордость при мысли о том, что она, вдова Джошуа Форстера, смогла очаровать лорда Бенедикта Лукаса. Иначе зачем ему проводить с ней вечер? И конечно, Женевьева не могла не заметить, что он испытывает к ней вожделение. Она нравится ему как женщина, в этом нет никаких сомнений.
Она вспомнила, как они целовались на террасе. Ах, что это были за поцелуи! Женевьева почувствовала сладостное тепло в низу живота при одном воспоминании об этих поцелуях. Как жаль, что их так бесцеремонно прервали! Ей было все еще стыдно перед этим незнакомцем. Хотя, в сущности, стыдиться нечего. Парочки, пришедшие к принцу, вытворяли гораздо более смелые вещи. Да еще прямо в столовой, на глазах у всех. Однако Женевьеве все равно было стыдно. Она впервые в жизни попала в такую неловкую ситуацию. Вот почему она не решалась предложить Бенедикту продолжить любовное приключение у нее дома. Но наконец поборола робость и сказала:
— Может быть, вы войдете в мой дом, наденете ночной колпак и ляжете со мной в постель? Я бы хотела кое-что с вами обсудить. — Последняя фраза прозвучала нелепо. Но, увидев, что Бенедикт нахмурился, она смутилась еще больше и сказала первое, что пришло в голову.
— Что?! — удивленно поднял брови Бенедикт.
— Да, мне действительно нужно с вами кое-что обсудить, — понуро опустив голову, проговорила Женевьева. Она избегала смотреть на него, не хотела, чтобы он прочел в ее взгляде обиду и разочарование. Почему он не понял ее намека? — Два дня назад, когда вы рассказывали о расследовании убийства ваших родителей, меня поразила одна вещь.
— Почему же вы молчали?
Женевьева пожала плечами.
— Вообще-то… я подумала, что это не срочно. Не хотелось говорить об этом наспех. Я хотела поговорить об этом наедине, в непринужденной обстановке, — сбивчиво принялась объяснять она.
— Понятно, — задумчиво протянул Бенедикт.
Интересно, он действительно поверил в ее объяснения, в эту неуклюжую ложь? Или же просто обрадовался возможности отказаться от любовного приключения?
Женевьева по неопытности не знала ответа на этот вопрос. Не представляла, как должен вести себя мужчина, когда с ним флиртует женщина. Она помнила своего брата Колина. Но во-первых, относилась к нему как к родственнику, а не как к мужчине. А во-вторых, когда они жили под одной крышей, Женевьева была слишком юной и вообще не думала об этой стороне жизни. Джошуа и Уильяма Форстеров она никогда не принимала в расчет. Несмотря на неопытность, она поняла, что Бенедикт совершенно равнодушен к ее заигрываниям. Неужели она ошибалась и совсем не привлекает его как женщина? Неужели он тяготится ее обществом? Сердце мучительно сжалось от этой мысли. Она была так ранима и тяжело переживала любую даже самую незначительную неприятность.
— Однако, если вы считаете, что сейчас не время для таких разговоров, мы можем обсудить это завтра, — сказала она потухшим голосом.
Бенедикт понял, что его равнодушная реакция на ее предложение обидела ее. Он не знал, как ее утешить. Если бы не этот проклятый разговор с Деревоксом, Бенедикт принял бы ее приглашение не задумываясь, но теперь… Даже растущее с каждой минутой возбуждение не могло заставить его сделать это.
Теперь он мог думать только о своей проклятой службе. Ведь он пошел на обед, только чтобы добыть нужную информацию. Да, он был рад, что сумел порадовать Женевьеву всей этой роскошью, но… Его мучило чувство вины перед ней. Она с такой радостью, с таким восторгом приняла это предложение!
Он не знал, как распорядиться информацией Деревокса, который настаивал на том, чтобы Бенедикт передал эти сведения властям. Бенедикт же хотел сначала рассказать обо всем Каргилу. Ему не давала покоя мысль, что он безнадежно опоздал. Потерял несколько драгоценных часов на приеме, дольше, чем того требовала служебная необходимость. Он сделал это ради Женевьевы, которой не хотелось прерывать веселье в самом разгаре.
И теперь он сгорал от желания забыть на какое-то время о служебном долге и потерять еще несколько драгоценных часов. Провести их в постели Женевьевы. Но Бенедикт знал, что отношения с женщиной ни в коем случае не должны ему мешать.
— Простите, Женевьева, — проговорил он проникновенным голосом, — у меня сейчас срочное дело. Но я хотел бы встретиться с вами завтра днем. Если, конечно, вы не возражаете?
— Конечно же не возражаю. — Женевьева улыбнулась ему. В этой улыбке не было ни озорства, ни восторга, присущих ей. Холодная улыбка вежливости. — Боюсь, завтра утром я встану очень поздно. Ведь я не спала всю ночь. Так что не могли бы вы прийти послезавтра, если, конечно, это вас не затруднит?
— Послезавтра? — содрогнувшись, переспросил Бенедикт. — Только послезавтра? Но почему, Женевьева?
— Мне пора, Бенедикт. — Ее тон был таким же холодным, как и улыбка. — Благодарю вас за замечательный вечер. Я просто в восторге.
Бенедикт тяжело вздохнул. Холодность, совершенно ей несвойственная, его очень расстроила. Таким тоном обычно благодарят дядю или старшего брата за пикник или прогулку по парку. Ему хотелось, чтобы она поблагодарила его с присущей ей страстностью и пылом. Как обычно женщины благодарят возлюбленных.
Он вышел из кареты и протянул Женевьеве руку, помогая спуститься на тротуар.
— Знаете, я все-таки приду к вам завтра. В полдень вам удобно будет меня принять? — снова спросил он, будто не принял всерьез ее объяснения.
— Как хотите, — пробормотала она и поспешила вырвать руку.
— Женевьева…
— До свидания, Бенедикт. Я действительно очень устала.
Он хотел еще что-то сказать. Что-то такое, что смогло бы растопить ее холодность. Этот вежливо-отчужденный тон. Бенедикту хотелось рассказать о Наполеоне и необходимости как можно скорее сообщить сведения Эрику Каргилу. Тогда она, возможно, простила бы его. Но он понимал, что не имеет права. Однако хотел убедить Женевьеву, что отказывается провести с ней ночь не потому, что не хочет, а просто не может. Через несколько часов он освободится и будет весь в ее распоряжении. Он задумался, не зная, как объяснить ей это, не выдав государственной тайны.
— Я обещаю, завтра днем мы продолжим то, что было прервано появлением этого джентльмена на террасе. Но только не сейчас, а через несколько часов, — сказал он. — Клянусь, я доставлю вам незабываемое наслаждение.
— Вы уже доставили мне незабываемое наслаждение, проведя со мной этот вечер. Вам не в чем передо мной оправдываться. Не в чем себя винить, — отрезала Женевьева. Ее глаза потемнели от обиды и разочарования. — А теперь мне пора домой, Бенедикт. Я очень устала. И… И не трогайте мою больную руку.
