Огненный крест - Диана Гэблдон
Я резко села на постели. Издалека от подножия горы донесся раскатистый барабанный бой.
* * *
В низинах клубился холодный туман; косматое облако опустилось на вершину Геликона, как наседка на яйцо, и воздух потяжелел от влаги. Я сонно щурилась, разглядывая берег ручья, где во всем своем блеске выстроилось подразделение 67-го хайлендского полка: барабаны гремели не умолкая, а волынщик гордо раздувал щеки, не обращая внимания на дождь.
Я страшно замерзла и была зла. Предполагалось, что день будет складываться совершенно иначе: сначала горячий кофе и плотный завтрак, потом две свадьбы, трое крестин, две операции по вырыванию зубов и одна по удалению ногтя и прочие увлекательные общественные дела, при выполнении которых нельзя обойтись без виски.
Вместо этого мне снились странные сны, а потом меня выдернули из постели в самом разгаре любовных утех — in medias res, черт бы его побрал! — и заставили слушать какое-то официальное объявление. Под холодным дождем, без кофе.
Горцы медленно стягивались со всего лагеря, неторопливо брели по склону, и волынщик успел изрядно покраснеть, выводя призывный сигнал. Наконец он надул щеки в последний раз и закончил очередную трель немелодичным сипением. Не успело затихнуть эхо, как лейтенант Арчибальд Хэйз вышел и встал впереди строя.
Лейтенант говорил с гулким файфским акцентом, и ветер дул ему в спину. Но те, кто стоял выше на склоне, все равно ничего толком не слышали. Зато у подножия, всего в двадцати ярдах от ручья, я различала каждое слово, несмотря на громкий стук собственных зубов.
— Указ его превосходительства Уильяма Триона, эсквайра, генерал-капитана Его Величества, губернатора и главнокомандующего нашей провинции, — читал Хэйз. Ему приходилось изрядно поднапрячь легкие, чтобы перекрыть шум ручья и гомон толпы.
Деревья и скалы увязали в густом тумане, с неба сыпался ледяной дождь пополам со снегом, порывистый ветер пробирал до костей. Левая нога напоминала о себе тупой болью — ныл старый сросшийся перелом. Тот, кому по душе красивые метафоры и мрачные предзнаменования, мог бы провести очевидные параллели между унылым ненастьем и губернаторской прокламацией: перспективы в обоих случаях открывались зловещие.
— До меня дошли сведения, — вещал Хэйз, сурово глядя на толпу поверх документа, — о неслыханных событиях, имевших место 24-го и 25-го числа прошлого месяца в городе Хиллсборо, где во время заседания Верховного окружного суда состоялось сборище бунтарей и иных возмутителей общественного порядка с целью протеста против справедливых действий правительства; в нарушение закона своей страны вышеупомянутые лица атаковали члена Королевского суда, находившегося при исполнении обязанностей, причинили разнообразные увечья гражданам, присутствовавшим во время заседания, а также нанесли неисчислимое множество оскорблений правительству Его Величества, верша бесчинства над жителями упомянутого города и их имуществом, провозглашая тосты во славу Претендента и проклиная своего законного суверенного короля Георга…
Хэйз остановился, чтобы перевести дух перед следующим пассажем. Шумно втянул воздух и продолжил:
— …и дабы предать суду злоумышленников, связанных с этими возмутительными деяниями, с одобрения совета Его Величества я издаю настоящую прокламацию, согласно которой все мировые суды обязаны провести надлежащее расследование вышеизложенных преступлений и получить показания под присягой ото всех лиц, располагающих сведениями об указанных событиях; полученные сведения надлежит передать мне для предоставления Генеральной ассамблее в Нью-Берне 30-го числа следующего месяца, а до тех пор ассамблея считается распущенной с целью незамедлительного разрешения общественных вопросов.
Последний глубокий вдох. Лицо Хэйза по цвету могло соперничать с лицом волынщика.
— Издано за моей подписью и скреплено печатью провинции в Нью-Берне 18 октября на десятый год правления Его Величества, 1770 год от Рождества Христова. Подписано Уильямом Трионом, — завершил свою речь Хэйз, выдохнув целое облако пара.
— Знаешь, — сказала я Джейми, — по-моему, это было одно предложение, не считая концовки. Такое не всякому политику по зубам.
— Тише, саксоночка, — ответил он, по-прежнему не отводя глаз от Арчи Хэйза. За нашими спинами увлеченно и сосредоточенно гудела толпа, кое-где раздавались сдержанные смешки по поводу крамольных тостов.
Многие из собравшихся здесь шотландцев отправились в колониальную ссылку после восстания Стюарта, и если бы Арчи Хэйз решил донести до своего начальства все те разговоры, которые велись накануне вечером за стаканчиком доброго эля и виски… С другой стороны, у Арчи было всего четыре десятка солдат, так что свое мнение о короле Георге и проклятиях, посылаемых в его адрес, он мудро держал при себе.
На зов барабанов к маленькому плацдарму на берегу ручья пришли четыре сотни горцев. Мужчины и женщины укрывались от непогоды под деревьями, кутались в пледы и арисэды. Судя по тому, как застыли лица под беретами и раздуваемыми ветром шарфами, они тоже предпочитали не высказывать своих мыслей вслух. Разумеется, причиной тому могла служить не только разумная осмотрительность, но и ледяной дождь. От холода у меня онемели щеки и кончик носа, а ног я не чувствовала с самого рассвета.
— Любой, кто желает сделать заявление касательно этого вопроса, может обратиться ко мне, — объявил Хэйз, сохраняя невозмутимое выражение лица, как и полагалось представителю власти. — Сегодня я буду принимать посетителей у себя в шатре до самого вечера. Боже, храни Короля!
Он вручил прокламацию капралу, поклонился напоследок толпе и лихо повернулся к огромному шатру, установленному у самой кромки леса. Рядом с шатром на ветру трепетали полковые знамена.
Я поежилась от холода и ухватила Джейми под локоть, просунув руку в разрез его плаща; пальцам тут же стало тепло. Джейми на секунду прижал локоть к боку, отвечая на мое ледяное прикосновение, однако головы не повернул. Щурясь от ветра, он провожал взглядом удалявшуюся спину Арчи Хэйза.
Лейтенант был человеком невысоким и коренастым, но, несмотря на маленький рост, вид имел внушительный и двигался к своей цели так, будто бы вовсе не замечал окружавшей его толпы. Он скрылся в глубине шатра и оставил вход открытым для всех желающих.
Уже не в первый раз я, против собственной воли, подивилась политическому чутью губернатора Триона. Прокламацию читали по всем городам и деревушкам колонии, и перед горским сборищем его гневное послание мог бы озвучить любой местный судья или шериф. Но губернатор поручил это Хэйзу.
В возрасте двенадцати лет Арчибальд Хэйз наравне с отцом сражался при Куллодене. Получив ранение, он попал в плен и был отправлен на юг, где ему предложили выбор: уехать в ссылку или поступить на королевскую службу. Арчи выбрал армию и с тех пор трудился не покладая рук. Когда он стал офицером, ему еще не исполнилось сорока; по тем временам это было довольно необычным делом, поскольку офицерское звание чаще покупали, а
