Джорджетт Хейер - Проделки Трикс
И девушка не ошиблась. Спустя несколько минут Трикс заглянула в комнату и, увидев, что кузина одна, тут же потребовала рассказать, чего хотел Алан.
Хенриэтта старалась выглядеть как можно веселее:
– О, я вздохнула с облегчением! Он вовсе не хочет жениться на мне!
Трикс, пораженная этими словами, лишь молча смотрела во все глаза.
– Ты не представляешь, как я счастлива! – бойко продолжала Хенриэтта. – Если бы он того пожелал, я сочла бы своим долгом выйти за него, но он снял камень с моей души, и теперь я чувствую необыкновенную легкость!
– Но ведь ты любила его все эти годы! – воскликнула Трикс,
– Да, это так, – чистосердечно призналась Хенриэтта, – и уверена, что буду всегда любить его!
– Хэтти! Ты же писала ему!
– Ну и что? Для меня он словно старший брат, которого у меня никогда не было.
– Хэтти, что за ерунда! Он – мой брат, а я никогда в своей жизни не писала ему!
Прежде чем Хенриэтта нашлась, что ответить, к ним присоединился стройный как тростинка молодой джентльмен, в котором лишь глупый не узнал бы «светского льва». От макушки напомаженной головы до подошв ослепительно начищенных высоких сапог достопочтимый Тимоти Аллертон был великолепен. Обычно он ничем не интересовался, кроме модных галстуков, теперь же выказал явные признаки озабоченности новостями, которые выложила ему сестра.
– Не собирается делать Хэтти предложение? – повторил он ошеломленно. – Как же так! Что же будет со всеми нами! Я не хочу сказать, что удивлен его решением, но все же он – глава семьи и должен заботиться о ней! Кроме того, – продолжал Тимоти, и дружелюбное выражение его лица померкло, – если он думает, что сможет заставить меня сделать кузине предложение, то он чертовски ошибается! Это не потому, что я плохо отношусь к тебе, Хэтти, – добавил он смягчившись, – ты мне нравишься, просто это уж слишком!
Глава 3
Если у виконта и были какие-то тайные сомнения относительно правдивости слов его матери, то они быстро рассеялись. Его кузина, которую совершенно никто не держал в изоляции, казалось, перезнакомилась со всеми достойными внимания холостяками городка и с великим множеством тех, кого не колеблясь можно назвать «охотниками за удачей». Хенриэтта была благосклонна ко всем этим джентльменам, кружила по городу в сопровождении заинтересованных пожилых матрон и в общем вела себя настолько фривольно, что ее обеспокоенная тетушка сказала, что и не подозревала о подобных чертах характера племянницы. Она вселяла надежды в десятки сердец, но единственным поклонником, к кому она проявляла хоть какое-то внимание, был сэр Мэтью Киркхэм. И казалось абсурдным (так уверяла Алана леди Аллертон), что девушка с таким хорошим вкусом, как Хэтти, хоть немного заинтересуется претенциозным повесой без гроша за душой, к тому же далеко не первой молодости, чье имя связывалось по меньшей мере с двумя неприятными скандалами.
Алан не возлагал особых надежд на благоразумие и хороший вкус своей кузины. Он редко выказывал в отношении кого-либо недовольство, но крайне протестовал против сэра Мэтью, предупредив Хенриэтту, чтобы она не давала тому никаких надежд: эти попытки в использовании Аланом своих прав кузена привели лишь к тому, что девушка тем же вечером в Оперном театре прикрепила к корсажу цветы сэра Мэтью.
Лорду Аллертону пришлось признать, что, каким бы мерзавцем ни представал Киркхэм в глазах его друзей, он обладал обаянием, неотразимо действующим на женщин: так ему сказала Трикс. Трикс с интересом выслушала язвительные замечания брата о сэре Мэтью и после огорошила его, рассказав о блестящих манерах сэра Мэтью и о его преувеличенно любезном внимании, которое тот уже долгое время оказывает Хэтти.
Сэра Мэтью не было среди Двухсот гостей, приглашенных на прием по поводу визита сестры русского царя. Эта леди приехала в Англию, опередив всевозможных королей, принцев, генералов и дипломатов, прибывающих, чтобы принять участие в празднованиях по поводу заключения мира и собирающихся в отеле «Пултени».
Она не была ни слишком красивой, ни чрезмерно любезной, но ее расположения добивались, особенно после ее сенсационного невежливого обращения с принцем и прогулок по улицам города в огромных угольно-черных шляпках, которые моментально стали последним криком моды. Трикс, хихикая над тем, что великая княгиня внезапно покинула прием в Карлтон-Хауз, как только заиграл оркестр, потому что (по ее словам) от музыки ее с души воротит, предсказывала ее быстрый уход с бала леди Аллертон. Однако леди Аллертон, хорошо знакомая с великой княгиней, сказала, что она ведет себя вызывающе только тогда, когда этого хочет.
Трикс также не должна была появляться на балу. Виконт сказал сестре, что при всем его желании он не может в настоящий момент изыскать средства, необходимые для того, чтобы организовать церемонию ее приобщения к жизни общества. А чувство собственного достоинства леди Аллертон не позволяло ей разрешить дочери присутствовать на таком значительном балу до того, как ее введут в свет.
Трикс умело скрыла свое разочарование, не споря с Аланом и не упрекая его. Тронутый сдержанностью сестры, лорд обещал ей великолепный дебют следующей весной, даже если ему понадобится для этого продать последний клочок земли. Трикс поблагодарила брата и сказала, что в свою очередь поможет ему.
Такая невиданная покорность должна была бы встревожить Хенриэтту, но та была слишком занята своими собственными переживаниями. Так было до самого дня бала, когда Трикс с таким бескорыстием помогла кузине облачиться в элегантный наряд из бледно-желтого сатина и светло-зеленого газа. Тут Хен-риэтте пришло в голову, что поведение Трикс слишком необычно и подозрительно. Но та с видом оскорбленной невинности заверила кузину, что не планирует никакого розыгрыша, и Хенриэтга успокоилась. Трикс тепло обняла ее, и та ушла, чтобы присоединиться к леди Аллертон, думая, что всегда ошибалась на счет своей своенравной кузины. В этом убеждении Хен-риэтта пребывала до полуночи, когда ее постигло горькое разочарование.
Глава 4
Тимоти Аллертон, воспользовавшись передышкой в танцах, встал у входа в бальный зал и украдкой утирал лоб. Майская ночь была очень теплой, и, хотя длинные окна были распахнуты настежь, ветерок не шевелил занавески, а жар от сотен зажженных свечей, горевших в настенных канделябрах и огромной хрустальной люстре, свисавшей с потолка, не только заставлял вянуть цветы, но и портил накрахмаленные сорочки джентльменов. Но это были пустяки. Аллертон-младший, обычно придирчивый и скептический, был явно доволен успешным ходом бала.
