Стефани Блэйк - Живу тобой одной
Мраморные колонны, поставленные по углам участка Найтов, почти скрылись в густой зелени. Медные перила давно исчезли, унесенные либо местными вандалами, либо охотниками за сувенирами. Вид участка, спланированного в свое время старым Сайрусом, вызвал у капитана ироническую улыбку.
Официальные места для каждого…
Капитан осмотрел два внушительных надгробных камня во главе участка, прочел надписи на медных табличках: «Сайрус, Эмма».
И по кругу: «Уильям, Дженни, Натаниэль».
С бьющимся сердцем капитан продолжал свой путь, к той могиле, которая привела его в эти чужие края. Хотя… такие ли уж они чужие?
Он опустился на колени, положил руки на каменную плиту, на которой значилось: «Хэм Найт. 1905—». Дата, стоявшая справа от черточки, оказалась залеплена яблочной мякотью от недавних мальчишечьих боев. Капитан протянул руку и вытер ее.
Часть первая
НЕВОЗДЕРЖАННОСТЬ
Кладбище скрывалось позади большого белого дома усадьбы Найтов, на крутом скалистом склоне, поросшем деревьями; мраморные надгробные плиты располагались наклонно.
И скорбящие, стоявшие у открытой могилы, тоже подались вперед, наклонились, как колосья пшеницы. Ветер раздувал их черные накидки и плащи.
Священник в своем одеянии напоминал огромную черную птицу с белой атласной грудью. Слова последней молитвы послужили сигналом для могильщиков, которые ослабили веревки, и гроб из тикового дерева начал медленно опускаться в яму.
Волею Господа наши дни на земле коротки и быстротечны… Наши силы слабеют и увядают, как трава зимой… Он поднимает нас над временем, над нашими неоконченными делами. К вечному и всепрощающему свету…
Натаниэль Найт и его сын Хэм стояли у самой могилы, в стороне от прочих. Муж и сын женщины, лежавшей в гробу. Найт, с массивной широкой грудью, в свои семьдесят с лишним лет держался на удивление прямо. Белая борода и волосы, развевавшиеся на ветру, придавали ему сходство с богом, изображенным Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы. Шестнадцатилетний Хэм, такой же крупный и широкоплечий, как и его отец, выглядел взрослым мужчиной. Однако в этом мощном теле скрывался несчастный ребенок, измученный и стыдившийся показать свое горе.
«Мама, мама, не покидай меня! Господи, пожалуйста, не забирай мою мать!»
Горсть земли и мелких камешков из костлявой руки священника упала на закрытую крышку гроба. С губ Хэма сорвалось короткое рыдание.
Смертью ты учишь нас, как жить достойнее.
Ие отказывайся же от плодов своего труда.
О Боже, мы верим в тебя.
Не разбивай же наши надежды.
Именем Иисуса…
Аминь.
Хэм тряхнул головой, отметая ужасающую окончательность смерти. Могильщики склонились над лопатами, врезавшимися глубоко в землю, смешанную с гравием. Они работали ритмично, как качели, – сначала один, потом другой. Земля с лопат с пустым барабанным звуком падала на толстую плиту, закрывавшую подземный склеп.
Хэм почувствовал, как из глаз покатилась слезы. Он в панике отвернулся. Он не должен плакать! Только не в его присутствии!
Он сморгнул слезы и внезапно обнаружил, что какая-то незнакомая молодая женщина, стоящая между двумя могилами на соседнем участке, пристально наблюдает за ним. Ее прямые светлые волосы рассыпались по плечам, зеленые кошачьи глаза смотрели с любопытством. Изящной формы головка, лицо с мелкими тонкими чертами и очень белой кожей с молочным отливом придавали ей вид неземной хрупкости. Однако все, что располагалось ниже стройной прямой шеи, было явно и безошибочно земным – полная грудь, пышные, округлые бедра под тонкой тканью юбки.
Хэм не мог определить, хорошенькая она или нет. Несомненно одно, решил он: она необычная. И она волнует. Незнакомка показалась ему совсем молодой, чуть старше его самого. И в то же время в выражении ее лица проглядывало нечто, говорившее о богатом жизненном опыте. Его внимательный взгляд она встретила с беспристрастием, необычным для застенчивых и стеснительных местных девушек.
Суровый голос отца вернул его к действительности:
– Сейчас не время и не место строить глазки, Хэм.
Щеки парня вспыхнули.
– Я и не строил глазки, па. Просто подумал, что она не похожа на здешнюю.
Нат кинул взгляд на девушку. Склонив голову, она медленно, размеренными шагами прохаживалась по краю соседнего участка по колено в густой траве.
– Это участок Тома Хилла. Лет десять назад он бросил каменоломню. Поехал работать на печи для обжига кирпича, там, внизу по реке. Вскорости после этого его тело перевезли сюда и похоронили рядом с женой. У Тома был один ребенок – дочь, как я помню. Ее звали Келли. Сейчас ей, должно быть, восемнадцать или девятнадцать лет.
Огромная черная птица слетела с верхушки дерева и опустилась на могильную плиту. Могильщик кинул в нее ком земли со своей лопаты, птица взмыла вверх, сделала несколько кругов над могилой и скрылась в вышине.
Кладбище Найтсвилл располагалось по соседству с домом основателя поселка. И это казалось вполне логичным. Два акра земли были получены в свое время по наследству Сайрусом Уолтоном Найтом вместе с исключительным и нерушимым правом доступа к каменоломне по неровной, петляющей тропинке, проложенной по склону лесистой горы. Кладбищенский участок располагался внутри обширных владений Найтов, простиравшихся с запада на восток, в том же направлении, что и Дорога Найта, – до самого края поселка и дальше, за его пределы. К югу владения тянулись до самого Гудзона, к северу – до вершины горы, четко выделявшейся на фоне пушистого облака, похожего на комок ваты, словно зацепившийся за вершину.
«Мое кладбище», – любил повторять Сайрус Найт. И он говорил сущую правду. Каменоломня на вершине горы принадлежала ему, так же как и все земли, на которых ютились самодельные лачуги рабочих, привезенных им же для добычи сланца. Так же как и земля, на которой жители деревни построили пресвитерианскую церковь из материалов, предоставленных Сайрусом. Фактически он владел и жителями Найтсвилла, включая женщин и детей. С момента появления на свет они знали, что, когда дух отлетит на небо, их земная оболочка вернется к земле на этом участке в два акра, принадлежащем хозяину и расположенном перед окнами его спальни. «Мое кладбище»…
Через сто лет после того, как Сайрус Найт основал Найтсвилл, население поселка составляло триста двадцать человек, на сто пятьдесят больше, чем в то время, когда добыча сланцев находилась на пике.
К концу Первой мировой войны количество фермеров в Найтс-вилле превысило число горнорабочих. Ими оказались наиболее предусмотрительные, те, которым удалось скопить достаточно денег, чтобы купить зерно и скот и оставить каменоломни прежде, чем их легкие окостенели от мельчайшей каменной пыли. Позже, когда спрос на сланец стал снижаться, уволившиеся раньше сумели убедить и других, что гораздо лучше зарабатывать на жизнь, используя хорошую суглинистую землю вдоль берегов реки.
