Розалинда Лейкер - Жена Уорвика
– Прошу внимания, – закричал аукционист, предварительно дважды прочистив горло. – Переходим к последней процедуре сегодняшних торгов. От имени мистера Джервиса Фаррингтона я выставляю на продажу двадцатитрехлетнюю женщину по имени Кейт, его законную супругу на протяжении четырех лет, давшую согласие быть проданной человеку, который предложит наивысшую цену. А теперь, господа, прошу называть свою цену.
– Два пенса! – заорал из дальних рядов толпы горе-остряк, вызывая бурю восторга. – Или пинта джина.
– Один цыпленок! – вопил какой-то деревенщина с другого конца, подхватывая шутку. – Общипанный для жарки!
– Мешок муки!
– Десяток яиц!
– Пара моих изношенных сапог!
Поднялся такой шум, что недовольный возложенной на него миссией аукционист, с которого градом стекал пот, попросил восстановить порядок и уважать его как человека, имеющего большой опыт в проведении аукционов по продаже скота. Высоко подняв руки, он взывал к тишине. Его никто не слушал, что-то в самообладании и равнодушии молодой женщины вызывало в толпе мстительное желание травить, оскорблять и унижать свою жертву. Мужчины, сами того не осознавая, принимали безразличие и равнодушие жены фермера как личное оскорбление их прав хозяина. Женщины, отягощенные тяжким грузом домашних забот и проблем, испытывали зависть к ее самоуверенности и чувству собственного достоинства, что пробуждало в них дух озлобленности. Только единицы испытывали жалость и покидали спектакль, покачивая головами. Дэниэл, пресытившись зрелищем, обернулся и обнаружил, что окружен огромной толпой, которая забила все узкое пространство между стойлами. В тот момент, когда он начал пробивать себе дорогу к выходу, кто-то выкрикнул первую серьезную ставку на Кейт Фаррингтон, что мгновенно заставило толпу замолчать в напряженной попытке осознать происшедшее.
– Три гинеи! Я сказал три гинеи!
Уорвик сразу же оставил мысль покинуть базар. Он узнал голос! Это его девятнадцатилетний братец выкрикнул цену! Сентиментальный юный глупец выступил вперед, чтобы положить конец насмешкам, но он рисковал получить девчонку в качестве сомнительного подарка. Вертя головой, Дэниэл стал решительно прокладывать себе дорогу в том направлении, откуда раздался голос Гарри Уорвика.
Аукционист с облегчением принял цену.
– Хорошее начало, сэр, подтвердил он, с благодарностью кивнув куда-то в сторону таверны, и снова обратился к толпе. – Три гинеи! Кто даст четыре, господа?
– Четыре! – выкрикнул мясник из соседней лавки в измазанном кровью фартуке и соломенной шляпе, от которого сильно разило мясом.
– Пять! – назвал свою цену мужчина и строгой одежде с жестким, расчетливым взглядом.
– Шесть! – снова предложил мясник.
– Восемь! – перебил всех голос с акцентом.
Новый всплеск любопытства и восторга охватил толпу. Последний покупатель оказался иностранцем, в котором узнали французского матроса с почтового корабля, курсировавшего между Брайтоном и Дьеппом. Кейт не удостаивала взглядом ни одного желающего купить ее, не посмотрела она и на матроса. Женщина напоминала снежную королеву в далеком зимнем дворце, взирающую на мир незрячими глазами сквозь ледяные стены.
– Девять! – раздался голос Гарри.
Дэниэл, который уже решил, что опасность миновала и рост ставок отпугнет брата, почувствовал всплеск бешенства. Неужели Гарри не понимает, что продолжать не имеет смысла?
– Десять! – не собирался отступать француз, не сдавался и Гарри.
– Один… – Прежде чем он успел озвучить свою цену, Дэниэл добрался до брата, схватил его руку, которую тот тянул, чтобы подать знак аукционисту, развернул его и с глухим стуком прижал к стене таверны.
– Ты с ума сошел? Пусть торги продолжаются без твоего участия! Ты же не хочешь в один прекрасный момент обнаружить себя ответственным за эту женщину!
Лицо Гарри выражало решительность и негодование за вмешательство. Он сжал челюсти.
– Как раз этого я и хочу! Не лезь не в свое дело! – заявил он, резко вырываясь из рук Дэниэла. – Одиннадцать гиней!
– Ты сумасшедший! – взревел Дэниэл, пихнув брата в плечо кулаком. – Ради бога, заткни свой рот! Это не принесет тебе никакой выгоды! Просто сумасшествие взваливать себе на шею женщину, не говоря уже о том, что она еще и старше тебя. Ты не зарабатываешь достаточно денег, чтобы прокормить ее, и никогда не сможешь заработать при твоих амбициях!
Гарри обычно трудно было разозлить, но на этот раз по его побелевшим губам и сдвинутым бровям стало ясно, что в нем поднимается волна гнева.
– Я балдею от нее! – заявил он жестким и беспощадным тоном.
– Ха! – невесело усмехнулся Дэниэл. – Да тебе не по зубам эти торги. Я знаю, что у тебя в кармане не более двадцати гиней, половина из которых принадлежит Джиму.
– Я хочу заполучить ее, – процедил Гарри сквозь плотно сжатые губы. После того как француз повысил свою цену еще на одну гинею, Гарри перехватил взгляд аукциониста и изрек: – Тринадцать!
Дэниэл, чувствуя глубокую ответственность за брата, схватил его за руку, пытаясь воззвать к разуму.
– Послушай меня! Если ты ее купишь, совсем не значит, что она станет твоей! – Дэниэл кивнул головой в подтверждение невысказанного вопроса. – О, я знаю, если бы ты был чернорабочим с фермы или кем-либо в этом роде, население поселка или деревни, несомненно, восприняло бы ее в качестве твоей жены благодаря этой архаичной процедуре. Но этот обычай не выдерживает никакой критики с точки зрения закона! И наши времена он уже изживает себя и превращается и фарс! Подобный путь избавляться от надоевшей жены переходит из века в век, но не является официальным разводом! По закону нашей страны она принадлежит своему официальному мужу, пока смерть не разлучит их. Она никогда не станет для тебя никем, кроме обузы в неопределенном статусе: ни служанка, ни жена, ни вдова!
– Это тебя не касается!
– Очень даже меня касается, – возразил Дэниэл и, потеряв всякое терпение, потянул брата назад и швырнул о стену таверны. – Даже если бы ты не был моим братом, ты все еще состоишь у меня на службе и подчиняешься моим правилам. Смею тебе напомнить, что ты уже сделал свой выбор, когда бежал из дома, чтобы находиться имеете со мной. Ты замечательно выглядел, когда появился перед моей дверью в стоптанных башмаках и полумертвый от голода. Тебе даже ума не хватило украсть где-нибудь буханку хлеба, чтобы подкрепить свои силы в пути.
– Ты оставил поместье Уорвик, когда тебе вздумалось! – с горечью заметил Гарри, поскольку в нем заговорили доселе невысказанные чувства горечи и ревности к положению брата.
– Меня отправили на ринг и внесли в черный список, а тебя оставили при дяде вместо меня. Только ты упустил свой шанс и сейчас хочешь окончательно разрушить свое будущее очередным безрассудным поступком.
