Гэлен Фоули - Принц-пират

Поначалу девушка была в восторге от того, что наконец живет под одной крышей с единственной родной душой, однако она очень скоро поняла, что отец старается держаться от нее на расстоянии. Долго размышляя над этим, Аллегра решила, что, видимо, она слишком напоминает ему мать.

Аллегра чувствовала, что отец страдает, хотя он никогда не говорил об этом, и считала необходимым каким-то образом достучаться до его души. Именно поэтому она вложила столько сил в сегодняшний прием, стараясь сделать радостной для отца эту годовщину.

Отец сдержанно улыбнулся Аллегре, но когда его взгляд упал на ее пояс, он побледнел и словно окаменел.

Она вспыхнула, но не стала оправдываться, а Доминик отошел, предоставив ей возможность самой защитить себя.

Отец схватил Аллегру за руку и отвел в сторону.

— Отправляйся в свою комнату и немедленно сними это. Черт возьми, я же велел тебе сжечь этот пояс! Не будь ты моей дочерью, я бросил бы тебя в тюрьму за подстрекательство к бунту.

— В тюрьму, папа? — опешила она.

— Ты что, ничего не понимаешь? Такое демонстративное неповиновение — это пощечина всему совету и мне лично!

— Я вовсе не хотела оскорбить тебя, — промолвила она. — Я лишь выражаю свою точку зрения и, надеюсь, имею право на это. Или же ты принял закон и против того, чтобы люди выражали свое мнение?

Его карие глаза сузились.

— Ты желаешь, чтобы я отправил тебя обратно в Париж?

— Нет, синьор, — Аллегра опустила глаза. — Остров Вознесения — моя родина. Мое место здесь.

— Тогда помни, что, живя в моем доме, ты должна следовать моим правилам, а находясь на этой земле, подчиняться законам Генуи. Благотворительность — это, конечно, хорошо, но предупреждаю тебя: в последнее время ты была на грани открытого гражданского неповиновения, и я начинаю терять терпение. А сейчас отправляйся к себе и сожги это!

С этими словами Оттавио отошел и снова превратился в радушного хозяина. А потрясенная Аллегра замерла на месте.

«Меня — в тюрьму? — думала она, наблюдая, как отец обменивается любезностями с гостями. — Да он никогда не отправит меня в тюрьму, не может такого быть!»

Доминик взглянул на нее с такой самодовольной улыбкой, словно намеревался сказать: «Ну, что я тебе говорил!»

Аллегра поморщилась:

— Я пойду к себе. Мне нужно сменить пояс. — В голосе ее прозвучала ирония. Она, разумеется, не собиралась сжигать королевские цвета семьи Фиори.

— Аллегра. — Доминик мягко взял ее за руку. — Знаешь, а ведь твой отец прав. Возможно, он в отличие от меня не отдает должного твоему уму, но я полностью согласен с ним в том, что твой юношеский пыл… скажем так, неуместен. Избавляйся от него сейчас, потому что я тоже не потерплю этого.

Аллегра гневно взглянула на Доминика; колкий ответ так и вертелся у нее на языке, но она промолчала. Чтобы принести пользу своей стране, ей необходимо выйти замуж за Доминика. Она заставит себя смириться с тем, что у него есть любовница, даже с тем, что к ней самой он относится насмешливо-снисходительно. Поэтому сейчас Аллегра покорно улыбнулась, решив выждать время и пообещав себе, что научит его относиться к ней с уважением, когда они поженятся.

— Как угодно, мой господин.

Удовлетворение промелькнуло в его зеленых глазах.

— Иди наверх, моя прелестная невеста. — Доминик скользнул пальцами по ее голой руке, хотя Оттавио стоял рядом с ними. Аллегра покраснела и украдкой взглянула на отца, пытаясь понять, заметил ли он это, потом снова посмотрела на Доминика.

«Он уже сильно пьян», — подумала она, глядя на пустой бокал в его руке.

— Иди. — Доминик подтолкнул девушку к двери и хищно улыбнулся.

Она удалилась из зала встревоженная и озадаченная. «Неуместный юношеский пыл», — с негодованием вспомнила Аллегра его слова.

В коридоре девушка с облегчением вздохнула и направилась не к себе, а к кухням.

Плиты уже остыли, но запах чеснока и оливкового масла все еще витал в воздухе. Она попросила усталых слуг собрать часть оставшейся снеди для сиротских домов, которые она регулярно посещала, а другую часть передать в тюрьму, хотя и знала, что отца это рассердит.

Аллегра уже собралась уйти, но что-то заставило ее направиться к широкой двери, припертой кирпичом так, чтобы в кухню проникал ночной воздух.

Шелк мягко струился на тихом ветерке, а девушка с тоской смотрела на площадь: Праздник, который она устроила для народа, близился к концу.

Ах, как ей хотелось оказаться рядом с радостно и громко смеющимися соотечественниками! Возможно, они и грубы, но зато искренни в проявлении своих чувств.

На протяжении веков смешивалась кровь греков, римлян, марокканцев и испанцев, и в результате возник тип южных итальянцев, столь же изменчивый и капризный, как и жаркий край, где они обитали. Жители этого острова считались еще более опасными, чем беспокойные корсиканцы, но Аллегра видела в них добрых, энергичных, горячих людей, неисправимых романтиков, чтящих предания старины, например, в том числе легенду о великих Фиори. Девушка любила и этих людей, как и этот раздираемый враждой, страдающий от нищеты остров, лежащий, словно кучка навоза, которую вот-вот подденет Итальянский сапог.

Ветры перемен еще не донеслись сюда. Но Аллегра собиралась использовать свое положение дочери нынешнего и жены будущего губернатора, чтобы послужить своей стране вопреки этим несносным мужчинам.

Она станет совестью народа.

И возможно, тогда, окруженный любовью и заботой, остров Вознесения наконец оживет после утраты королевской семьи, и особенно короля Альфонса.

Не оправилась после этой утраты и ее мать. Стоя на пороге, Аллегра слышала веселую музыку, видела фокусника и акробатов. Она улыбнулась, наблюдая за молодыми парами, кружившимися в зажигательном сицилийском танце, называемом тарантеллой, и покачала головой, вспомнив о чопорных менуэтах, которые сейчас танцевали в бальном зале.

С грустной улыбкой девушка смотрела на цветные фонарики, окружающие площадь. Эти веселые огоньки словно убеждали ее в том, что враждующие классы, семьи и группировки могут забыть о своих разногласиях и жить в мире.

Она устремила взор к темному небу, усыпанному мириадами звезд, и закрыла глаза, когда ветерок ласково коснулся ее щек. В средиземноморской ночи таились обольщения, и казалось, целые миры отделяют Аллегру от холодного дождливого Парижа. Эта ночь что-то шептала девушке, обволакивала ее ароматами жасмина, хвои и моря.

И тогда она подумала о нем.

О том, с кем не мог сравниться Доминик, о том, кто жил в ее сердце, в фантазиях, прекрасных и несбыточных. О своем таинственном Принце.

Его звали Лазар, и он являлся к ней во снах. Принц Лазар был рыцарем и ученым, воином и разбойником, всем и никем — плодом фантазий Аллегры.