Гэлен Фоули - Принц-пират
«Должно быть, повздорил со своей любовницей», — подумала Аллегра, украдкой глядя, как Доминик беседует с дамами и опустошает очередной бокал вина.
Аллегра с невольным восхищением отметила, как его бледно-золотистые, слегка припудренные волосы, заплетенные в косичку, блестят в свете хрустальных канделябров.
Вино странно действовало на него. «In vino veritas» — истина в вине, гласит древняя мудрость, и Аллегре хотелось разглядеть за изысканной внешностью виконта его истинную суть. До их свадьбы осталось лишь несколько месяцев, а ее не покидало ощущение, что она совершенно не знает своего будущего мужа.
Поэтому Аллегра незаметно присматривалась к человеку, которому когда-нибудь родит детей.
Перехватив взгляд девушки, Доминик извинился перед дамами и со сдержанной улыбкой направился к ней.
Аллегра подумала, что вино не смягчило виконта, напротив, он стал агрессивнее. Вокруг рта обозначились складки, выражающие недовольство, правильные аристократические черты лица как бы заострились, а зеленые глаза сверкали, будто граненые изумруды.
Подойдя к Аллегре, Доминик обвел оценивающим взглядом ее фигуру и, наклонившись, поцеловал в щеку.
— Здравствуй, красавица. — Увидев, что Аллегра зарделась румянцем, виконт коснулся ее руки. — Пойдем, юная леди. Ты должна мне танец, — сказал он, но в этот момент внимание Аллегры привлек разговор гостей.
— Бешеные псы, вот кто они! — воскликнул мужчина, пытаясь перекричать музыку. — Да повесить надо всех этих мятежников, если только так их можно утихомирить.
— Повесить? — обратилась к нему удивленная Аллегра.
— Что это происходит с простолюдинами? — Рыхлое лицо его жены выразило недовольство. — Вечно на что-то жалуются. Такие нетерпимые и злые! Разве они не понимают, что если бы не лень, у них было бы все, в чем они нуждаются?
— Лень? — возмущенно переспросила Аллегра.
— Ну вот опять, — вздохнул Доминик и, наклонив голову, прикрыл глаза рукой.
— Совершенно верно, моя милая, — подтвердил пожилой мужчина. — Я всегда говорю, им нужно лишь снова заняться работой и перестать обвинять всех в своих бедах.
— А что скажете о последних налогах? — возразила Аллегра. — Им же нечем даже кормить детей.
— Что? Налоги? О Боже! — воскликнула рыхлая дама, с недоумением и тревогой разглядывая девушку в лорнет.
— Знаете ли, ходят слухи о крестьянском бунте, — доверительным шепотом сообщила другая дама.
Аллегра открыла рот, желая объяснить ситуацию.
— Дорогая, не стоит, — попросил Доминик. — Я так устал успокаивать всех.
— Они убьют нас, если мы не будем начеку, — кивнул пожилой мужчина со значительным видом. — Как бешеные псы.
— Да не обращайте на них внимания! — весело проговорила Аллегра. — Они злятся от голода. Не хотите ли пирожных? Марципанов? Шоколада? — Ее глаза вспыхнули от гнева, когда она, жестом подозвав слугу, молча смотрела, как жадно гости накинулись на сладости.
Завитые и напомаженные, в париках и драгоценностях, гости ее отца ворковали над великолепными пирожными и конфетами на подносе и, алчно поглощая их, пачкали сахарной пудрой свои дорогие наряды.
Доминик взглянул на нее с мученическим выражением:
— Дорогая, ну полно же!
— Но ведь это правда, — сердито заметила Аллегра. — Этих приверженцев прежних времен уже не изменить, их головы под париками уже ничего не соображают, а сердца зачерствели, как высохшие сливы. Дух времени изменился — на смену им пришла смелая молодежь с блестящими идеями! А этих сметут как пыль.
— Так мы потанцуем?
Аллегра невольно улыбнулась:
— Ты просто пытаешься отвлечь меня, опасаясь, как бы я не высказала то, что думаю.
Чуть улыбнувшись, Доминик наклонился к ее уху:
— Нет, я просто хочу прикоснуться к тебе.
«О Боже! Он наверняка поссорился со своей любовницей».
— Понятно, — дипломатично ответила Аллегра.
И тут она заметила, что тучная графиня что-то прошептала соседке, после чего обе женщины уставились на ее широкий черно-зеленый пояс, завязанный поверх платья из воздушного белого шелка с высокой талией.
Если они не поняли, что это платье в новом пасторальном стиле отвечает демократическим идеалам, то черно-зеленый пояс и вовсе поставил их в тупик.
Аллегра гордо вскинула голову, показывая, что ее не запугать. Возможно, никому в этом зале нет дела до того, что за стенами дворца голодают крестьяне, но ее это волнует, и если единственный способ выразить протест — вот этот пояс с древними цветами острова Вознесения, то она с достоинством будет носить его.
Аллегра позаимствовала эту идею у чудесной женщины, с которой тетя Изабель познакомила ее в Париже. Француженки носили красно-бело-голубые пояса в знак солидарности с американскими колониями, когда те вели войну с Англией. Вернувшись домой полгода назад, Аллегра попыталась использовать эту идею, но быстро поняла, что здесь косо смотрят на женщин, имеющих политические взгляды, особенно если они противоположны взглядам правительства. А это правительство ее отца.
— Губернатор! — торжественно провозгласил кто-то, когда в зал вошел герой вечера.
Аллегра внутренне сжалась, зная, что он будет недоволен, заметив ее черно-зеленый пояс. Но, поразмыслив, она решила, что нет оснований тревожиться, ведь отец никогда не обращает на нее внимания.
— Да здравствует губернатор! За» следующие пятнадцать лет у власти! — скандировали гости, поднимая бокалы в честь виновника торжества.
Губернатор Оттавио Монтеверди, кареглазый мужчина лет пятидесяти пяти, среднего роста, подтянутый, с только наметившимся брюшком, отличался сдержанными манерами и, имея многолетний опыт государственной службы, безукоризненно держался со своими гостями.
Поклонившись всем в знак благодарности, он кивнул Аллегре и взглянул на Доминика.
— Поздравляю, синьор. — Доминик, которого совет готовил на смену губернатору, пожал руку будущему тестю.
— Спасибо, мой мальчик.
— Тебе доставляет удовольствие твой праздник, папа? — спросила Аллегра, ласково коснувшись его плеча.
Губернатор напрягся, и Аллегра, смутившись, опустила руку.
В элегантном, уютном доме тети Изабель в Париже, где Аллегра провела девять лет после смерти матери, никто не скрывал сердечных отношений, но тут она убедилась, что проявления нежности вызывают у отца лишь смущение.
«Ах, как огорчает меня этот нервный, седовласый человек, которого я совершенно не знаю, — с грустью подумала. Аллегра. — Всегда такой аккуратный, педантичный, он радуется лишь тому, что все принадлежности на его письменном столе лежат в строгом порядке».
Поначалу девушка была в восторге от того, что наконец живет под одной крышей с единственной родной душой, однако она очень скоро поняла, что отец старается держаться от нее на расстоянии. Долго размышляя над этим, Аллегра решила, что, видимо, она слишком напоминает ему мать.
