Нора Хесс - Очарование нежности

Но план Лэйси сработал не так эффектив­но, как она думала. Ее вид хотя и способен был привлечь мужчин, но не вызывал интереса к лекарствам из трав, к которым они по-пре­жнему относились весьма равнодушно.

А вот часок ее личного расположения они купили бы охотно и готовы были щедро платить за это. Лэйси могла заработать столько, что и она, и Майлз прожили бы безбедно две зимы. Теперь девушка очень хорошо понимала, зачем женщины приглашали покупателей в свои фургоны. Что же касается ее, то она лучше бы умерла с голоду, чем продавала свое тело.

Лэйси никогда не рассказывала отцу о тех непристойных предложениях, которые ей делали мужчины. Она по-прежнему надевала крас­ное платье, потому что были и такие молодые люди, которые покупали склянки со снадобь­ями отца и даже по нескольку раз, поскольку у них не хватало духу выложить ей свое пред­ложение сразу, напрямик.

На протяжении всех этих лет красное платье не раз заменялось другими, тоже красными. Во-первых, потому что она росла, раздавалась, и оно грозило в самый неподходящий момент лопнуть на спине или лифе. Во-вторых, вещи просто-напросто имели свойство изнашиваться. Что же касалось косметики, то Лэйси никогда не составляло особого труда отыскать очеред­ную «мадам», которая бы продала ей румян и пудры.

«А когда папы не будет, я так и буду про­должать надевать это красное платье?» – уныло спросила она себя, глядя на крикливый наряд, который надела как раз перед тем, как они въехали в Джулесберг. Попробовать торговать самой? Сколько еще сможет выдержать этот старенький фургон, который вот-вот развалится? И сколько еще миль сможет тащить его одряхлевший мул? И не опасно ли будет для нее разъезжать в одиночку? Если начинать искать работу, то какую? Отец не сомневается в том, что она получила хорошее образование, но ведь из той жалкой стопки книг Лэйси так и не смогла ничего взять такого, что могло бы пригодиться в жизни. Она только и знала, как сго­товить какое-нибудь незамысловатое блюдо на костре, и представления не имела о том, как вести хозяйство или заботиться о детях. Единственной надеждой Лэйси было найти в каком-нибудь из городков место учительницы. Вот это ее бы устроило.

Вдруг пальцы отца слабо сжали ее ладонь, вернув девушку на грешную землю. Его бесцветные губы двигались, и Лэйси склонилась над ним.

– Я люблю тебя, Лэйси, – прошептал он и, тихо вздохнув, умер.

Она знала, что смерть его неминуема, и была готова к ней – так ей, по крайней мере, каза­лось. Но когда это произошло, горе захлестну­ло ее.

Лэйси не могла позволить себе такую рос­кошь, как дать парализовать себя горю. Она должна была решать, что будет теперь делать. В маленькой шкатулке лежали два доллара с мелочью. Этого не хватит даже на то, чтобы похоронить отца. Куда идти за помощью, де­вушка не знала.

Она залезла на сиденье и стала думать. Позднее октябрьское солнце коснулось ее тем­но-рыжих волос. Лэйси расплакалась.

ГЛАВА 2

Фургон с запасами еды, кухонными и по­стельными принадлежностями достиг середины реки. Мулы, по брюхо в воде, продолжали упор­но продвигаться вперед. Другой фургон, груженный бочками с водой и досками, стоял на берегу, дожидаясь своей очереди переправлять­ся через реку.

Трэй Сондерс очень боялся этой перепра­вы. Иногда после сильных дождей река разливалась и быстро несла свои мутные воды, пре­дательски скрывавшие неровное дно, усеянное бесчисленными глубокими ямами. Впрочем, дождя не было вот уже три недели, и сегодня река выглядела вполне миролюбиво.

Трэй уже готов был вздохнуть с облегчени­ем, как вдруг фургон въехал колесами в одну из подводных ям, так беспокоивших его. Повозка опасно накренилась вправо, и задняя часть ее начала погружаться в воду.

Выругавшись на чем свет стоит, он что было силы оттянул мулов по спине кнутом, грозя им всеми карами небесными, если они не выбе­рутся из этой чертовой речки. Животные повиновались и постепенно, шаг за шагом, вытяну­ли тяжелую повозку.

Когда фургон поднимался по отлогому бе­регу, повар Джиггерс обнаружил, что речная вода все же просочилась в бочку, где находи­лась мука и пятьдесят фунтов сахара.

– Да меня же пристрелят, если я не подам им вечером бисквиты, – пробурчал Джиггерс, когда они с Трэем снимали подмокшее про­довольствие с повозки.

Трэй окинул взглядом прерию, где, пощи­пывая сочную траву, мирно паслось стадо примерно в тысячу молодых волов. Не успеешь оглянуться, как это пастбище покроет слой снега в целый фут толщиной. Шла последняя неделя октября, поэтому зима здесь могла начаться в любой момент – хоть завтра. Он от души надеялся, что они успеют отогнать стадо в Додж-сити, что в штате Канзас, еще до того, как выпадет снег.

– Через речку животные переправились, успокоились малость, и теперь пастухи и без меня с ними справятся, – ответил Трэй на сетования повара, – А я сейчас доскачу до Джулесберга и прикуплю муки и сахару нам на ужин и на завтрак. А ты завтра доедешь до города на фургоне и купишь остальное для всей поездки.

Джиггерс кивнул, а Трэй, весь в пыли, от шляпы до обшарпанных ботинок, ловко вско­чил в седло и, ударив каблуками в бок жеребцу, поскакал прочь.

Где-то глубоко внутри него постепенно стал разгораться огонь бешенства, и дело было не в нескольких лишних милях. Наоборот, ему даже хотелось чуточку побыть одному.

Нет, гнев его был направлен против его отца. Он и отправился в этот долгий перегон лишь для того, чтобы убраться от этого старого тирана.

Вот уже скоро год, как отец пристает к нему со своими попытками женить его – ему, видите ли, понадобились внуки! Он так обнаглел, что даже подобрал ему подходящую, на его взгляд, жену – женщину, с которой переспала чуть ли не половина мужского населения Маренго в штате Вайоминг.

Что же касается того, чтобы наградить Бул­ла Сондерса внучатами, то для Трэя этот вопрос был решен давно: он не подпустил бы никого из своих детей, будь они у него, и на милю к такому дедушке. Трэй слишком хорошо помнил свое собственное детство. Он от этого истинного дьявола никогда и доброго слова не слышал. Напротив, папочка имел обыкновение драть его как минимум три раза в неделю, вообще без всяких причин. А когда мать пыталась вмешиваться, он рявкал на нее: дескать, ничего, пусть парень закаляется.

Побои действительно закалили его, но Трэй затаил в душе глубочайшую ненависть к чело­веку, формально являвшемуся его родителем.

При этих воспоминаниях взгляд Трэя ожес­точился, а лицо словно окаменело. Он ненавидел Булла Сондерса, даже если бы тот никогда не поднимал на него руку. Этот ублюдок на протяжении долгих лет терроризировал тихую, добрую женщину, давшую ему жизнь.