Обрученные судьбой (СИ) - Струк Марина
— Я давно желал сделать то, — прошептал Владислав, когда они въехали в ворота брамы, и во дворе Замка раздались приветственные крики челяди. — Привезти тебя на двор своей женой…
Она ничего не ответила на это, только поцеловала его в шею сразу над воротом жупана, с трудом борясь с желанием запустить пальцы под шапку в темные волосы, зацеловать его лицо короткими нежными поцелуями.
— Сделаешь так еще, — прошептал Владислав, снимая ее с валаха, так, чтобы скользнула вниз вдоль его тела при том. — Пушки будут бить впервые в Заславе до темноты в день свадьбы. Я и так еле держусь… То нездоровье мое, то запрет от отца Макария. Больше нет препон, надеюсь?
На крыльце Замка их встретил Анджей, склонился перед ними в почтительном поклоне, следуя наставлениям Магды, что вытирала слезы украдкой, стоя за его спиной.
— Пан отец, пани матка моя, примите мои пожелания в этот день, — сказал он чересчур сурово, а потом добавил в ухо склонившейся к нему матери. — Я рад, что он повел к алтарю тебя…
— Я тоже рада, Андрусь, — прошептала в ответ Ксения, обнимая своего мальчика под удивленные взгляды шляхты, что собиралась во дворе за их спинами.
Пусть дивятся тому, как дивятся этому браку, не принесшему ординату никаких выгод. Пусть шепчутся на ее счет, сколь душам их будет угодно, пусть говорят о ней в своих каменицах, передавая из фольварка в фольварк сказ о свадьбе, что ныне в Замке праздновали. Ксении было безразлично то. Лишь бы рядом Владислав был, как ныне, сжимая ее ладонь в своей руке, лишь бы он так же улыбался ей и глядел в глаза с таким же огнем…
Этот огонь, казалось, проник к ее жилы через этот взгляд, заполыхал еще жарче, когда Владислав коснулся ее и повел в генсии по зале. Он смотрел только вперед, даже головы к ней не поворачивал во время танца, но видела… она знала, что происходит ныне в его душе, потому и не стала противиться, когда Владислав вдруг скользнул в толпу приглашенных, сжимая ее руку и тяня за собой, провел узкими и темными коридорами, не останавливаясь на стену, где она так любила бывать когда-то.
— Голову надо остудить, — улыбнулся Владислав в ответ на ее вопрос. — Да и с тобой побыть хочу хотя бы миг наедине, без всех людей тех.
Она запрокинула голову, чтобы не видеть его горящих глаз, чтобы отвлечься и унять собственный огонь, пылающий в ее теле. Яркие звезды мигнули ей, приветствуя с темноты небес, и Ксения вдруг вспомнила иную ночь, когда так же смотрела в высь на эти мерцающие светила.
— Только ты показал мне их свет, — улыбнулась Ксения, поворачивая голову и заглядывая в глаза Владислава. Тот не расслышал ее, открыл рот, чтобы переспросить, но не успел этого сделать, как громко грянул над землями Заслава пушечный выстрел, оглушая на миг их. Затем последовал еще один, сопровождаемый ликующими криками стражников, и последний, третий — за продолжение рода Заславских.
— Они думают…? — смутилась Ксения, слушая крики стражников и скрытые слюдяными вставками окон ответные возгласы шляхты из залы. Владислав кивнул и вдруг обнял ее, прижал спиной к холодным камням спиной.
— Не будем же разочаровывать их, моя драга, — прошептал он, целуя ее в шею, заставляя выгибаться навстречу своим рукам и губам. — Не будем их огорчать…
— Владислав… подожди же, — делала слабые попытки образумить его Ксения, сама подставляя меж тем губы для поцелуя. — Нас увидят…
— Не увидят… тут не видно… не увидят… верь мне, моя кохана… — шептал Владислав между поцелуями, прижимаясь к ней всем телом.
И она вверилась ему. Отдавая свое тело и душу без остатка. Полностью. Зная, что меняет их на схожий дар от него, принимает его тело и душу в свои руки. Вверилась без особых раздумий и сожалений, зная, что только он способен показать ей необыкновенный свет звезд, которые закружились над ними ныне в особом танце, благословляя их, как сделали это когда-то в летнюю пору на окраине одного из лесов Московии, когда две жизненные нити перепутались в одну. С того дня и навсегда…
1. День святого Иосифа, обручника Девы Марии — 19 марта
2. Верую в оставление грехов (лат.) — часть молитвы Символ Веры
3. От лат. capella. Молельня, часовня в замке.
4. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Христе, помилуй. Христе, помилуй (лат.) — начало литании всем Святым (Litania Sanctorum), с которой начинается обряд крещения в католичестве
5. Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли. И в Иисуса Христа, единственного Его Сына, Господа нашего (лат.) — слова молитвы Символ Веры
6. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь (лат.)
7. Что Бог соединил, человек да не разъединит. Я соединяю вас в супружество во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (лат.)
Эпилог
Лето, 1620 год
Легкий ветерок липеня (или серпеня, как говорили в этой стороне) {1} прошелся по длинным ветвям берез, зашуршал тихонько зеленой листвой лесной, а потом вырвался из леса и полетел над вольными просторами. Он принес легкую прохладу холопам, что собирали вилами и деревянными рогатинами высушенное на дневной жаре сено в высокие стога, взметнул играючи длинные полотняные подолы крестьянок и края их убрусов, поворошил кудри детишек, что сидели на краю луга и жевали краюху хлеба. Затем полетел далее, вдоль пыльной дороги в небольшое селение из пары десятков изб, прошелся по холопским дворам, закружил самодельные корявые ветрила на огородах, что были позади жилищ, и направился к церквушке, что белела вдали свежесрубленым деревом.
У церкви он увидел очередную жертву своей забавы — полноватого священника в длинной сутане и реденькой бородкой, взметнул ему подол вверх, растрепал бороду и волосы. Тот быстро опустил руки вниз, которыми так быстро жестикулировал при разговоре с женщиной, что стояла подле на церковном дворе, придержал одежды, не дал шальному ветерку открыть его толстые лодыжки на позорное обозрение.
Ветер быстро оставил его, видя, что шутка не удалась. Переметнулся к женщине в богатом платье цвета спелой вишни и в чепце из бархата, затканном золотыми нитями, ласково коснулся нежной кожи ее щек, взметнул тонкие светлые пряди, что выбились из прически. Но она даже не повернулась на его порыв, не поправила волосы. Так и стояла, глядя через распахнутые двери церкви на лики внутри, едва освещаемые пламенем тонких свеч.
— Ныне сухо, только ветрено, знать и осень сухая будет. Славно то для урожаев наших, — заговорил священник, справившись с шалостью летнего ветра. — И сена немало заготовим нынешней порой. Не будет того падежа скота, что этой зимой случился. Благодарны мы от живота Катерине Юрьевне и хозяину нашему за подмогу. Как же без скота-то на земле? Без скота худо!
Но пани Катаржина даже головы к нему не повернула, по-прежнему смотрела внутрь церкви через распахнутые настежь створки дверей, в этот таинственный полумрак, едва освещенный огоньками свеч.
— Поведать о том надобно пану Шетуковичу, не мне, — наконец проговорила она. — Он у вас встанет главой в вотчине. Так пан ординат решил. Как церква? Пан иноземец закончил роспись?
— Закончил, седмица как закончил! — гордо улыбнулся отец Фотиний. Он был призван в эти земли год назад, когда еще даже и не заложили эту деревянную церквушку, а ныне любо-дорого смотреть на нее, эту стройную красавицу с маленькими луковичками куполов, с дивной росписью, что сотворил внутри иноземец. Благо, что православной веры тот держался, этот грек, иначе не вышло бы такой красы, отец Фотиний твердо уверен в том. Такую церкву не дивно увидеть в стольном граде Московии, а тут на окраине…
— Поминаешь тех, имена чьи писала? — спросила пани Катаржина. Уголки губ, чуть опустившиеся вниз, выдавали печаль, которая царила ныне у нее в душе. Эта легкая печаль, словно шлейфом тянулась за ней, как она ступила на эти земли, где не была вот уже долгих десять лет и зим.
— Как не поминать? Поминаю. И во здравие читаю, и в упокой. Как и велено было. Катерина Юрьевна не желает церкву поглядеть? На загляденье церква вышла из-под рук умельцев!
