Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“
Мишель не могъ не разсмѣяться.
— Да, я считалъ, что вы любите „парить“, или вѣрнѣе я этого боялся.
— Вы этого боялись? — повторила молодая дѣвушка.
Она замолчала, подумала и рѣшительно сказала:
— Мишель, въ теченіе нашего разговора, я убѣдилась, что вы меня не любите. Зачѣмъ хотите вы на мнѣ жениться?
У Мишеля потемнѣло въ глазахъ; до сихъ поръ онъ слушалъ безъ задней мысли, отдавшись на волю обстоятельствъ.
Но Сюзанна продолжала спокойно:
— Мое знаніе жизни, такъ же какъ и знакомство съ романами, неглубокое; однако, мнѣ кажется, если бы вы меня любили, вы не слушали бы съ такимъ спокойствіемъ то, что я вамъ только что сказала: мнѣ кажется, вы бы уже отвѣтили на мой послѣдній вопросъ… Слѣдовательно, вы меня не любите и тогда… Я почти бѣдная, у меня нѣтъ семьи, нѣтъ связей… Почему желаете вы, чтобы я была вашей женой?
Вопросъ былъ ясенъ. Зачѣмъ не былъ онъ поставленъ раньше? Вѣдь теперь, послѣ ихъ разговора, молодая дѣвушка имѣетъ право думать, — если наконецъ правда ей будетъ открыта, — что человѣкъ, которому она такъ искренно исповѣдалась, насмѣялся надъ ней и надъ ея довѣріемъ?
Мишель хотѣлъ сразу сознаться въ винѣ Клода и своей, молить Сюзанну о прощеніи, но непреодолимый стыдъ заставилъ слова застыть на его устахъ, и онъ считалъ себя настолько же виновнымъ въ малодушіи, удерживавшемъ его въ продолженіе цѣлаго часа, какъ Клода въ его жестокой шалости. Одинъ моментъ онъ уставилъ свой взоръ въ арабески ковра, завертѣвшіяся передъ нимъ, затѣмъ онъ поднялъ голову; его рѣшеніе было готово.
— Вы были удивительно откровеннны со мной, Сюзанна, и мнѣ кажется, я долженъ отвѣтить вамъ такою же откровенностью, — сказалъ онъ, въ первый разъ называя молодую дѣвушку по имени. — Вы совершенно правы, раньше чѣмъ я васъ выслушалъ, я васъ очень мало зналъ, но Колетта рѣшительно плохой портретистъ, потому что она дала вамъ совершенно ложное обо мнѣ понятіе. Очень возможно, что я не всегда былъ такъ разуменъ, какъ вы теперь; во всякомъ случаѣ, я имъ сталъ, и, если когда либо она встрѣчала во мнѣ восторженнаго поэта, страстнаго мечтателя, описаннаго ею вамъ, ей не удастся теперь никогда болѣе его вновь увидать. Этотъ поэтъ былъ только безумецъ или даже глупецъ; далеко не обладая вашимъ благоразуміемъ, онъ наивно вѣрилъ, что звѣзды не недосягаемы, онъ вѣрилъ также, что испытанія каждаго живого существа на землѣ должны бы служить темою самымъ плѣнительнымъ разсказчикамъ для ихъ прекрасныхъ исторій. Очень скоро, вы это увидите, дѣйствительность его образумила. Его постигло разочарованіе, подобное можетъ быть тому, которое сдѣлало вашу бабушку несчастной, а вашу учительницу — смѣшной, одно изъ тѣхъ разочарованій, которыя заставляли васъ трепетать, когда они не возбуждали вашего смѣха. Онъ къ тому же и самъ находилъ себя такимъ смѣшнымъ и такимъ несчастнымъ, что поклялся излѣчиться отъ этого злополучнаго горя отъ любви, — разъ этотъ терминъ освященъ обычаемъ, — и онъ такъ хорошо сдержалъ клятву, что вскорѣ почувствовалъ себя исцѣленнымъ навѣки не только отъ горя, но и отъ любви… Тогда онъ воскликнулъ, что жизнь его разбита, и мнѣ, право, кажется, что излѣченіе послѣдовало, потому что онъ умеръ… Я говорю о поэтѣ, такъ какъ обломки отъ крушенія были подобраны очень положительнымъ человѣкомъ, вполнѣ приготовившимся извлечь изъ нихъ наилучшую пользу. Этого новаго мудреца вы видите сегодня передъ собой. Я не мечтаю больше ни о великой поэмѣ, ни о великой скорби, ни о великомъ счастьѣ, Сюзанна, и я отказался достичь звѣздъ; только я не знаю, что мнѣ дѣлать съ бѣдной, составленной изъ обломковъ жизнью… и я хотѣлъ бы отдать ее вамъ. Я не хотѣлъ бы быть болѣе одинокимъ — мнѣ хотѣлось бы имѣть свой очагъ, свою семью, обязанности, которыя бы оторвали меня отъ эгоизма моихъ безплодныхъ скитаній по свѣту. И если я прошу позволенія посвятить вамъ эту жизнь, предложить вамъ первое мѣсто у очага, то также потому, что я разсуждалъ, потому что я васъ знаю, какъ умную и добрую, потому что вы также одиноки, какъ и я, и потому что Колетта васъ любитъ. Вы видите, ваша искренность дала мнѣ смѣлость быть также искреннимъ. Это товарищество, о которомъ вы говорили, я его принимаю и чувство, которое я желаю для насъ, — это серьезная и надежная любовь двухъ супруговъ, которыхъ мало-по-малу привязываютъ одного къ другому раздѣленныя радости и заботы. Я не смѣю, я не хочу сказать вамъ, что люблю васъ пламенной любовью, которую имѣетъ право требовать ваша прекрасная юность, но я могу вамъ поклясться, что ваше счастье будетъ мнѣ дороже моего и что вы найдете во мнѣ неизмѣнную преданность и заботливость… Хотите быть моей женой?
Мишель долго смотрѣлъ на Сюзанну; онъ ждалъ съ безпокойствомъ словъ, которыя должны были произнести ея уста, надѣясь еще неопредѣленно на отказъ.
Но, улыбаясь незамѣтно дрожащей улыбкой, она отвѣтила:
— Да, Мишель.
Когда Треморъ въ присутствіи сіяющей г-жи Бетюнъ прощался со своей невѣстой, онъ поднесъ къ губамъ протянутую ему руку.
— Вамъ нужно кукольное кольцо, — замѣтилъ онъ, держа еще маленькіе пальчики въ своей открытой рукѣ.
На лицѣ молодой дѣвушки не было болѣе ни тѣни волненія. Она сложила руки съ просьбой во взорѣ:
— О! пожалуйста, жемчужину, хорошенькую жемчужину, — умоляла она, — я ихъ такъ люблю!
Дождь пересталъ; блѣдное солнце серебрило сѣроватую бѣлизну облаковъ. Г-жа Бетюнъ и Сюзанна проводили Мишеля на крыльцо, и въ то время, какъ онъ садился въ сѣдло, онѣ оставались на нижнихъ ступенькахъ, смѣющіяся, болтливыя, подрагивающія отъ сырого воздуха.
— До вечера, обѣдъ въ 7 часовъ, — напомнила Май, когда Треморъ удалялся мѣрной рысью своего Тристана съ послѣднимъ поклономъ обѣимъ дамамъ.
Какъ только онъ переступилъ рѣшетку, молодой человѣкъ погналъ лошадь; онъ испытывалъ потребность освѣжить вѣтромъ отъ быстрой ѣзды свой разгоряченный лобъ, утомить въ неистовомъ бѣгѣ свои возбужденные нервы. Въ продолженіе нѣсколькихъ моментовъ, испытывая восхитительное головокруженіе, оторванный отъ всякой мысли, благодаря силѣ чисто физическаго ощущенія, которое всецѣло овладѣло имъ, онъ несся, разсѣкая воздухъ, съ изумительной быстротой, не останавливаемый ни рытвинами, ни грязью испорченной грозою дороги; затѣмъ онъ опять замедлилъ ходъ лошади, вытеръ потъ, струившійся съ лица, и постарался собрать свои мысли.
Когда онъ покинулъ Прекруа, ему казалось, что онъ пробудился отъ кошмара, о которомъ онъ вспоминалъ неясно, но мысль о которомъ, однако, его осаждала. Но, увы, кошмаръ составлялъ одно съ дѣйствительностью и не могъ быть впредь отъ нея отдѣленъ.
Мишель Треморъ только что связалъ себя на всю жизнь. Съ сегодняшняго вечера онъ долженъ вступить въ свою роль жениха.
