Вилло Робертс - Ценою крови
— А как вы думаете, не опасен ли привычный путь через Шиньекто?
— На вашем месте я не стал бы рисковать. Тем более с молодой женой…
— Спасибо вам за информацию. Нам нужно идти.
Они обменялись взаимными пожеланиями доброго пути, благословениями и разошлись. Солей с жалостью смотрела им вслед. Должно быть, ужасно, когда твой дом сожжен. Особенно, если ты уже не молод…
Реми думал о том же.
— Что до меня, я и сам отправился бы в Канаду, — заявил он. — Я хотел бы, чтобы твоего отца убедили в необходимости уехать. Он удерживает твоих братьев, а они были бы в большей безопасности где-нибудь в другом месте.
— Папа никогда не уедет, — машинально сказала Солей. — А они считают так же, как он. Любой из них хочет жить мирно, обрабатывать свою землю.
Он как-то странно посмотрел на нее.
— Они вовсе не так покорны, как ты думаешь, — проговорил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего особенного. Пошли, нам нужно наверстать время.
Солей старалась не отставать, но сказанное Реми не давало ей покоя.
— Что ты подразумеваешь под словами "не так покорны"? Пьер — самый безобидный человек на свете. Он всегда очень тихий и никому не причиняет беспокойства. А с тех пор, как умерла Аврора, он вообще замолчал.
— Он должен уехать, — убежденно проговорил Реми, — даже если ему не хочется оставлять своих сыновей. Пьер — человек тихий, но он не дурак. Он должен понимать, что случится, когда придут англичане.
Неужели он прав? Сказал ли Пьер Реми что-то такое, о чем она не знает? Это так не похоже на него…
— Близнецы не захотят уехать, — настаивала она. — Они думают только о том, как бы веселее провести время. Но они много работают, помогают отцу во всем.
Снова странное выражение появилось на лице Реми.
— Ты, видно, не так уж хорошо знаешь их, — заметил он, — если веришь, что они не способны ни на что серьезное, кроме веселья, которое они ставят превыше всего. Ты ведь была там, когда Антуан заявил, что они будут сражаться за свою землю…
— Антуан — мальчишка, и он говорит о вещах, о которых не имеет понятия. Для него сражения это спортивная борьба с Франсуа.
Он не смотрел на нее. "Реми, должно быть, ошибается, — думала Солей. — Он ведь не мог хорошо узнать моих братьев за такое короткое время".
Солей уже чувствовала себя очень усталой, когда Реми решил наконец сделать привал на ночь. Стало очень холодно, и костер, разожженный Реми, был очень кстати. У них на ужин была рыба, которую Реми наловил в запруде, принадлежавшей поселенцам, живущим выше по течению. Они ели рыбу с хлебом, приготовленным Барби, а затем, когда совсем стемнело, отправились спать под прикрытие из молоденьких кедров.
Было холодно, и Солей тесно прижалась к Реми, согреваясь его теплом. Он поцеловал ее и ласково погладил. Но они не раздевались, только сняли обувь; и не стали заниматься любовью…
На какое-то время она ощутила тоску по дому, представляя, что делается там после ее ухода, а заметная усталость от долгого дня взяла верх, и Солей крепко уснула в объятиях Реми, спокойная и счастливая.
19
Солей чувствовала себя окончательно измотанной к тому времени, когда Реми объявил привал. Но усталость не могла отбить у нее охоту к путешествию. Она находила это занятие менее утомительным, чем работа по дому. На каждом шагу, за каждым поворотом их ждало что-то новое. Даже эта ранняя весна была прекрасной.
Солей жила на краю долины реки Мэйнас; подъем и спад воды были для нее привычным явлением. Но одно дело жить у плотины, а другое — стоять высоко на отвесном берегу и следить за стеной воды, вызываемой приливом.
Сильное приливное течение таило такую опасность, что Солей ухватилась за руку Реми, чтобы обрести уверенность.
— Как мы собираемся преодолеть это? — едва смогла она вымолвить.
Ей в первый раз довелось видеть растерянность Реми. Он сел, стянул мокасины и поставил ступни ног на траву.
— Мы двинемся, когда начнется отлив. Недалеко отсюда, у подножия скалистого берега, припрятано каноэ. И как только спадет вода, нельзя терять ни минуты, — он потянул Солей за руку, и ей пришлось опуститься на колени рядом с ним. Она зачарованно смотрела на красноватое мерцание воды далеко внизу. — Мы не тронемся с места, пока не взойдет солнце.
— Что если мы не успеем до начала прилива?
Он усмехнулся.
— Успеем. И мы будем грести, как одержимые, как будто сам дьявол вселился в нас.
— И мы будем молиться, — проговорила она спокойно.
Реми взял ее за руку и притянул к себе.
— Мы будем молиться, — согласился он и поцеловал Солей.
* * *Каноэ было таким хрупким. Отсюда расстояние до противоположного берега казалось больше, чем вверху, и Солей ощутила свою полную беспомощность. В отчаянии она стала молиться: "Прошу тебя, матерь божья, спаси и сохрани нас!"
Время остановилось. Реми греб без устали в устойчивом ритме. Случайно, когда она обернулась, он, улыбаясь, бросил взгляд на ее бледное, сосредоточенное лицо. Господи, как же она любила его! Как ужасно было бы потерять его, когда они еще так мало пробыли вместе. Солей не хотелось думать о том, что находилось под ними. Она знала, что даже во время отлива это самое глубокое место. Солей представила, как они падают в воду, и ей стало не по себе. От них не останется и следа в этом красном море. Возможно, их тела или то, что от них осталось, будут когда-нибудь найдены, но никто не сможет их опознать. И никто не сообщит печальную новость в Гран-Пре. Потом она представила себе Мадаваску, дом, который они построят, семью, которая у них будет, их совместную долгую жизнь…
Ее плечи начали болеть от весел. Она на мгновение перестала грести, давая отдых мускулам, затем опять опустила весла в воду.
Внезапно Реми поднял руку, указывая на восток.
— Там дальше Пять Островов, — заговорил он. — Легенда гласит, что их сотворил Глускеп сотни лет назад, когда он швырнул пять комков грязи в Выдру, которая стала притеснять людей Глускепа.
Солей знала легенду о Глускепе, человеке-боге микмаков, который жил в полном Согласии с людьми и животными. Когда она была маленькой девочкой, один путешественник показал ей несколько переливающихся драгоценных камней и рассказал, что они были разбросаны вдоль берега для бабушки Глускепа — Ногами, и Солей неистово захотелось иметь хотя бы один такой камень. Она никогда прежде не видела ничего подобного. Яшма, агат, оникс и аметист сверкали и переливались в бронзовой руке путешественника. Большим пальцем он указал ей на тусклый бледно-лиловый камень, самый прекрасный из них, и сказал: "Это глаз Глускепа". Солей искренне верила его рассказу, пока близнецы не подняли ее на смех.
